получаса.
– Буду ждать.
Положив трубку, Алессио протяжно выдохнул. «Одна проблема решена. Жизнь налаживается». Затем он набрал номер Даниэлы. Она ответила моментально, будто держала в руках телефон и ждала его звонка.
– Чао, amore, как дела? – спросил Алессио.
– Все более или менее неплохо.
– Во сколько вчера вернулась?
Мгновение Даниэла колебалась. Вчера она не рассказала Алессио о случайной встрече с синьором Бранди. Испугалась чего-то, хотя сама не могла понять, чего именно. А когда легла в постель, долго не могла уснуть: мучилась мыслью, что скрывает от любимого мужчины акт милосердия, будто измену.
– Але, вчера вечером, выйдя из больницы, я решила прогуляться, чтобы проветрить мозги. Я не была в состоянии вести машину. Идя по улице, я встретила мужа синьоры Бранди. Он был нетрезв и собирался сесть за руль. У него настоящая депрессия. В общем, я отвезла его в квартиру своего брата. И сама переночевала здесь, – произнесла Даниэла с замиранием сердца.
– Ох… И как он? – участливо поинтересовался Алессио.
– Пока спит, – облегченно вздохнула Даниэла: ее любимый мужчина воспринял признание совершенно адекватно. – Но я не знаю, что и делать. Не оставлять же его здесь одного…
– Так разбуди его, – хмыкнул Алессио. – Думаю, за ночь он вполне протрезвел.
Даниэла всегда удивлялась хладнокровию возлюбленного. Она, конечно, тоже была закалена нелегкими реалиями своей профессии, но реалии гинеколога, разумеется, куда менее суровые, чем реалии кардиохирурга.
– Всегда поражаюсь, с какой легкостью ты смотришь на сложности, – заметила она.
– Сложности – это когда сердце не запускается после операции, или когда ребенок при родах поперек лежит… Когда пациент скорее мертв, чем жив… Остальное – мелочи жизни.
– Да, наверное, ты прав. Спасибо тебе, – искренне поблагодарила Даниэла.
– Только поторопись, у тебя ведь консилиум по его дочке, не забыла? – весело добавил Алессио.
– Такое не забудешь, – засмеялась Даниэла. С души будто камень свалился. Камень обмана.
Закончив разговор, она решительно направилась в гостиную. Опустившись на корточки возле дивана, Даниэла внимательно всмотрелась в лицо Джерардо. Страдание глубоко отпечаталось на нем, а вчерашние ссадины и синяк придавали его образу еще больше драматичности.
– Джерардо! – позвала она, тряся его за плечо.
Он пошевелился, ресницы его дрогнули. Даниэла потрясла сильнее. Подняв тяжелые веки, Джерардо непонимающе уставился на нее затуманенным взглядом.
– Не узнаешь меня? – улыбнулась Даниэла.
– Ты медик, – скривился он в мучительной гримасе. – Даниэла?
– Точно. Мне надо идти на работу. Тебе?
– Который час? – поинтересовался Джерардо.
– Шесть утра.
– Рано… – пробормотал он, кладя на глаза руку, согнутую в локте, словно собрался
