актрисы, для них эти откровения свалились как снег на голову, разбередили едва затянувшуюся рану, но толпа, всех их по-своему любившая, упивалась бульварным чтивом, вынуждая предприимчивого издателя выпускать один завод за другим. Ланской знал эту особу, безуспешно пытавшуюся писать. Препротивная и вульгарная, с отталкивающей внешностью и сиплым голосом, склонная к алкоголю и истерикам, она могла вызвать у любого нормального мужчины только рвотную реакцию. Он и в страшном сне представить себе не мог красавца и любимца женщин рядом с ней. Да ничего и не было, просто с лёгкой руки некой скандальной журналистки в моду вошёл новый жанр – самооговор. Борцы за равноправие прекрасного пола даже не заметили весьма существенный нюанс: оглашение мужчиной мнимого адюльтера – возмутительная клевета, взывающая к незамедлительному отмщению. Облыжный поклёп, возведённый дамой на отца семейства – всего лишь милая шутка, способная только возвысить, а не унизить жертву навета. Так где же равенство, господа?
Всеядное бюргерство не щадило и теней прошлого, подходя к ним тоже разными мерками. Но акценты здесь были иными, смещёнными в противоположную сторону. Оказаться фавориткой коронованной особы почиталось высокой честью. Это считалось не клеймом позора, а знаком высшего достоинства, сопряжённого либо с неземной красотой, либо с ангельским обаянием, либо с недюжинным умом. Ошибочно причисленные к числу избранных могли только благодарить судьбу, посмертно пославшую им счастье стоять в одном ряду с первыми дамами государства.
Любимцев же цариц и королев ненавидели все и всегда. Даже несомненные качества этих несчастных, приведшие к несмываемому позору, с годами отрицались, карьера их объявлялась незаслуженной, подвиги – приписанными, таланты – ничтожными. Все скопом наделялись они свойствами трусов, интриганов, своекорыстных искателей лёгкой жизни и губителей государства, словно влезли в августейшие альковы исключительно по собственной злой воле, пользуясь природной женской слабостью.
К соблазнённым высочайшими ловеласами и покинутым затем женщинам относились с жалостью, особенно если ломалась их судьба, семейная жизнь или общественная репутация. К брошенным фаворитам человечество издревле испытывает нескрываемое злорадство, и даже бессудные и беспричинные казни их почитает за проявление высшей справедливости. Ни к кому и никогда не была так сильна неприязнь, как к красавцу, перед чарами которого не смогла устоять венценосная дурнушка.
И в отечественной истории далеко за примерами ходить не надо. О любовницах царей вспоминают с почитанием и придыханием. Имя Анны Монс окружено ореолом романтики. Историки ищут её домик, рестораторы называют в её честь свои заведения. Даже Натали Гончарову возвышает в глазах невежественного мещанства не то, что она была музой величайшего из русских, а то, что на неё положил глаз государь. Что уж говорить о Катеньке Долгоруковой, обманывавшей умирающую императрицу прямо в Зимнем дворце. Умница, красавица, душенька, ангел небесный!
