задолго до этого, может, лет за двадцать-тридцать я с какой-то неведомой, непреходящей тревогой думал о конце текущего века. Нет, старение меня не пугало… А что же настораживало? Утрата сына? Хотя он в то время еще и не родился…
Всякий раз я холодел только от одной мысли, что когда-нибудь, лет через шестьдесят и мой сын умрет. Да я остерегался, боялся за него, постоянно озабоченно думал о нем. Нет, тем самым я не смущал Христа. Он оставался для меня Великим. Так же, как для всех и вся. А сын… Он – Божий лучик.
Странной была гибель моего кота Романа. Тоже – в январе. Тоже – на дороге… вернее, лежал на дороге, но без единой царапины. Был для меня сигнал от Него? Предостережение? Я не внял, продолжал за зверька страдать, убиваться. И так – два года. А за два дня до гибели Алеши Господь явил мне сон: маленького, голенького, я держу на руках сынка. И вдруг – роняю! Он падает, ему в глаз впивается острый металлический предмет. Ручьем хлынула кровь! Поднимаю… Он – мертв! Пророческий сон. Почему же я не насторожился? Запамятовал? Словно кто-то затуманил мне мозги. Мешался. Путался… Принято считать поэтов пророками. Но какой же я пророк, коль ничего не мог предпринять во спасение сына!
Десять лет мы с женой ждали ребенка. Родилась дочка. Красносолнышко! «Это Господь нам послал за твою доброту»! – порадовалась супруга. Через год ошарашила вестью: «Буду рожать второго…» Почему «ошарашила»? Я был совершенно в неведении, не подготовлен морально. Дальше – больше… Шло накопление отрицательного. При родах врачи подняли панику: плод большой, не разродится! Надо пожертвовать ребенком! Я дал согласие: спасайте жену…
А он – родился!
И тоже назвался красносолнышком!
Росточком!
Проведу линию ключевой мысли до ее конечного завершения, веруя, сомневаясь, думая: если бы можно было окропить живой водой… Когда младенец явился на свет, то на лбу от пуповины отпечаталось крестообразное покраснение… Вот и окрещен был в честь погибшего на войне дедушки Алексея. А что означала на тыльной стороне правой ладони розоватая, аляпистая родинка? «Горьких примет» накапливалось… Жена упрекнула меня в том, что ко мне в квартиру приходило много ущербных, обездоленных.
Мы с женой всегда были слишком открыты, простоваты, не защищены от дурного глаза, порчи. Не ведали о многих тайных явлениях, приметах, заповедях. А людская зависть, злоба – разрушительны, губительны.
Нередко, будучи под хмельком, я хвастался что вот, мол, у трех братьев дочь и сын, а у меня у одного столько… да еще какие!
Моя жена убивалась: не проводила сына, не перекрестила на дорогу. Меня заставили задуматься странные совпадения: 10 января – смерть сына; 10 января тридцать лет назад мы с женой обручились – жемчужная свадьба. А мы и не вспомнили, закопавшись, зарывшись в делах-заботах. 10 июня – день моего рождения. А вот – эти: у меня шрамы на лбу и на нижней губе, «добытые» в непоседливой юности. И у него от осколков стекла порезы
