вернулся к крыльцу. Мы обменялись взглядами. Паша кивнул на физиотерапевтический корпус, до которого было метров двести. Ромбы и прямоугольники на дорожке мешали ему сосредоточиться.
Я поволок лопату за собой, и снег, размазываясь, образовал узкую тропу, по которой Паша шёл за мной как за ледоколом.
Я вернулся к Мецу и Антону, стараясь шагать особым образом, чтобы правая нога попадала на ромбы через один.
– Блин, теперь и меня эти узоры достают, – сказал я.
– Вылечат и тебя, не переживай, – усмехнулся Мец.
Мы кидали снег ещё с полчаса, а потом стояли у сарая, где Антон хранил инструменты, остывая. Тут я увидел Гарика, который быстро шёл в нашем направлении.
Это был невысокий мужичок лет сорока с простоватым лицом, которое всегда смеялось, отчего Гарик производил впечатление добродушного человека. Как-то я застал его роющимся в столе дежурной – вероятно, Гарик искал таблетки. В тот день я не выдал его, но почему-то он всё равно меня невзлюбил.
Утром он сам заговорил со мной, кичился связями с бандитами, называл себя генеральным директором банка и в подробностях рассказывал, как трахал в подсобке медсестру Марьяну.
Несмотря на скользкий характер, Гарик притягивал людей, и вокруг него сложился кружок таких же странных знакомцев, которые усвоили гариковскую неприязнь ко мне. В общем, у нас сразу возникла вражда.
Когда Гарик подошёл, я шагнул вперёд и сказал:
– Погоди, поговорить надо. Это же ты снял то видео? Как сотрудница диспансера бьёт сумасшедшего старика. Ты?
Я не знал этого наверняка, меня интересовала реакция Гарика. Из всех людей в клинике он выглядел единственным, кто сделает такую пакость от моего имени с удовольствием и без явных мотивов.
Лицо его стало брезгливым. Он ускорил шаг и засеменил прочь, выкрикивая:
– Чё-ты там вякаешь, педик? Петух! Ко-ко-ко! Петушок! Грязин – петух!
Это была его навязчивая идея. Он и его дружки были убеждены в моей нетрадиционной ориентации.
Мец, глядя на это, изрёк:
– А ты ему в следующий раз нож под ребро засади.
– Я подумаю.
Мец закурил и вдруг закашлялся так, что дым полетел у него из ушей. Давясь, он спросил:
– Слушай, а чего ты вообще здесь торчишь? Ты же нормальный. На Пашку вон погляди. На днях полночи ныл: лежит, глаза открыты, воет как шакал, аж гавкает. Вот кто больной. А ты симулянт. Бока тут налёживаешь.
В этих словах была обидная и обнадёживающая правда.
Мец тем временем отвлёкся. По дорожке шла веснушчатая Тоня, пряча ладони в рукава с пушистой оторочкой. В модной курточке с треугольным капюшоном она смотрелась мило, как персонаж мультика про жителей далёкого севера. Мец что-то сказал ей, и она, не поднимая глаз, разулыбалась. Её невидимые глаза стали раскосыми, щёки выпуклыми, нос вздёрнутым и дерзким – она напоминала осветлённую чукотку.
Меня
