которая обещала интересный разговор.
Они со Скрипкой казались героями разных фильмов. От Скрипки исходила непосредственность дешёвого сериала, где звук пишут на съёмочной площадке и актёры работают наполовину экспромтом. Его напарник был вырезан из какого-нибудь американского фильма, снятого качественно и не имеющего других достоинств. Он смотрел на меня с холодной нетерпеливостью, словно этот визит отвлекал его от важных дел.
– Гляди, Костя, как живой, – кивнул на меня Скрипка, сощурившись.
Напарник не отреагировал. Он протянул мне удостоверение: Григорьев Константин Сергеевич, пресс-служба управления ФСБ. Пресс-служба? А казалось, целый следователь.
Григорьев словно ждал, когда эфир очистится от скрипкиной возни. Заговорил он вежливо и холодно:
– Максим Леонидович, у меня к вам несколько вопросов. Это просто беседа. Хорошо?
Я кивнул. Медлительность пресс-службиста забавляла Скрипку. Как ждущий на станции паровоз он заволакивал комнату паром немого сарказма, ёрзал, усмехался, отплясывал пальцами чечётку на другой папке, чёрной, которую прижимал к столу своей тяжёлой рукой.
Григорьев не одобрял свободных манер Скрипки. Он говорил мимо капитана, как если бы того не существовало.
– Вы следите за новостями? – спросил он.
– Не особенно, – ответил я аккуратно.
Григорьев достал из папки несколько листов и протянул мне.
– Что-то из этого вам знакомо?
Я взял бумаги. На первом листе был рисунок вроде логотипа, напоминающий две скруглённые сопки с надпись Rhino вдоль нижней части. Потом шли распечатанные фотографии каких-то незнакомых мне подростков. На ещё одной фотографии был взрослый мужчина, снятый на кафедре рядом с университетской доской. Судя по надписям – преподаватель истории.
Я узнал лишь одну фотографию.
– Это Галина Пашина, эко-активистка. Её, по-моему, все знают.
– Хорошо. А остальные?
Григорьев всмотрелся в меня. Я вернул ему папку:
– Никто не знаком.
– Ладно. Кто-то выходил с вами на связь? – Григорьев выровнял листы по краю папки, чтобы стало красиво.
– В каком смысле?
– Ну, звонил, предлагал что-то, агитировал?
Я пожал плечами, стараясь уловить, к чему клонит Григорьев.
– Белый носорог о чём вам говорит? – спросил он.
– Белые носороги со мной ещё не говорят.
Он не уловил иронии. Скрипка ёрзал, и Григорьев стал жёстче:
– Галину Пашину вы знаете лично?
– Я видел её пару раз. Не понимаю, что именно вы хотите узнать.
Скрипка не выдержал, сделал жест напарнику, словно припечатал ладонью, подсел ко мне ближе и сказал негромко, как если бы мы были одни:
– Грязин, да ты не замыкайся в себе. Если есть что рассказать – расскажи, если нет – никто тебя не
