степень недоумения. Я его понимаю, увидеть огромный джип, рассекающий по райским лугам – потрясение еще то. Интересно, откуда здесь взялся этот товарищ? Неужели мертвый праведник? А почему в черной рясе, а не в белой тунике? И где нимб с арфой?
Я поравнялся с монахом, заглушил двигатель и опустил дверное стекло. В кабине сразу стало жарко. Климат в раю очень хорош, почти идеален, но в полдень в ясную погоду здесь все-таки жарковато.
– Садись, святой человек! – крикнул я. – Подвезу.
Святой человек еще раз перекрестился, обошел машину и вскарабкался на пассажирское сиденье, поскользнувшись на подножке. Подножка у моего джипа неудачная – сильно скользит под ногой. Надо будет при случае высказать Зине фу – ее ненаглядный Саша мог и получше машину подобрать. Впрочем, что я несу, неудобная подножка – такая ерунда!
Монах был очень молод, вряд ли старше двадцати пяти. Телосложение у него было богатырское – рост не меньше ста девяноста, а вес – как минимум центнер, причем жира совсем немного. Этакий Арнольд Шварцнеггер в рясе и с длинными вьющимися волосами, стянутыми в конский хвост простой аптечной резинкой. Резинкой? В раю? А почему бы и нет? Кто сказал, что в раю не бывает аптечных резинок?
Монах тяжело вздохнул и утер пот со лба трясущейся рукой. Нет, непохож он все-таки на Арнольда Шварцнеггера – у Арнольда руки не трясутся. Интересно, это у него, так сказать, индивидуальная особенность или напуган чем-то?
В салоне резко запахло мужским потом. Сильно разит от монаха, не факт, что кондиционер сумеет убрать этот запах. Впрочем, кондиционер придется выключить, а то этот парень простудится в момент. Я пробежался пальцами по кнопкам электропакета, кондиционер вырубился, а все окна в машине открылись. Стало еще жарче, но зато запах стал ощущаться не так сильно. Хорошо, что ветер дует слева направо.
– Я должен признаться, – серьезно сказал монах. – Я не святой человек.
Я не смог удержаться от дурацкой шутки и привел искаженную цитату из устного творчества Четырехглазого.
– Святой, утверждающий себя святым, не есть святой, – сказал я. – Потому что истинный святой всегда понимает свое ничтожество. Но не всякий, кто мнит себя ничтожным, свят. Нет объективного критерия, позволяющего отличить святого от не святого. Если, конечно, использовать общепринятую трактовку понятия «святой».
Монах снова перекрестился.
– Извините, – сказал он. – Я тут со своим свиным рылом…
Я рассмеялся и хлопнул его по плечу. Монах слегка съежился.
– Да ладно тебе, братан! – воскликнул я. – Хватит скромничать. Тебя помыть, переодеть в нормальную одежду и никакого свиного рыла не будет.
Монах шумно втянул воздух носом.
– Извините, – в очередной раз сказал он. – Я два раза в день купаюсь в реке, но постирать рясу… давно уже надо было…
– Но лень, – рассмеялся я.
Монах подавленно кивнул и снова перекрестился.
– Лень, – согласился он. – Грех.
Грех?
