Скайлера за это поражение – все равно что наказывать мула за то, что он родился мулом, после того, как скрестили лошадь и осла: некоторые события неизбежны.
Подобное сравнение вызвало у генерала Вашингтона едва заметную, но столь необходимую сейчас улыбку.
– Если бы дело касалось исключительно военных действий, – сказал он, когда Алекс закончил, – я бы согласился с вами. Но, увы, здесь замешана еще и политика, а это дело мутное. Боюсь, генералу Скайлеру придется принести себя в жертву, если не ради армии, то ради своей страны.
Алекс отправился на север с тяжелым сердцем. Все то время, что он убеждал Гейтса подчиниться приказу главнокомандующего, перспектива неприятного разговора с генералом Скайлером омрачала его мысли. Он пока не встречал этого достойнейшего представителя нью-йоркской знати, но слышал много восторженных отзывов о его характере и семье – как о предках, отличавшихся безупречной родословной, так и о детях. Его дочери, судя по слухам, были одна красивее и умнее другой. И, возможно, одна из них могла бы проигнорировать отсутствие у Алекса достойной родословной и принести ему имя и связи, которых он был лишен от рождения по вине своего безответственного отца. Но теперь казалось сомнительным, если не сказать больше, что он сможет ухаживать за одной из дочерей человека, чью голову вот-вот подставит под топор.
«Есть и светлая сторона, – твердил он себе. – Может быть, это все лишь очередной ураган…»
Ураган 1772 года не получил имени, но если бы до этого дошло, лучшим выбором стало бы имя одной из фурий, древнегреческих богинь мести, одержимых жаждой разрушения.
У Алекса тоже не было имени.
Он называл себя Гамильтоном, но с таким же успехом мог зваться Фоссетом, девичьей фамилией его матери, или Лавьеном, по фамилии ее первого мужа, потому что замужем за его отцом она никогда не была. Она не вышла за него, потому что уже была замужем за другим, от кого сбежала еще до рождения Алекса и о ком не желала говорить с сыном. Точно так же мать не желала рассказывать и об отце ребенка, после того как тот ушел из семьи, едва мальчишке исполнилось девять.
Этот человек, Джеймс Гамильтон, был четвертым сыном шотландского лэрда, который решил оставить семейные владения, имевшие звучное название (замок Керлоу), чтобы сделать состояние в Новом Свете. Никто не знал, правда ли это, но три богатейших карибских острова – Сент-Китс, Невис и Санта-Крус – то и дело обсуждали его очередную попытку разбогатеть и очередной разгромный провал. На самом деле, единственное, что Джеймс Гамильтон действительно умел, – это исчезать в неизвестном направлении. Так же, как оставил свою семью в Шотландии, он бросил жену и детей на Санта-Крус.
Алекс регулярно писал отцу, а иногда даже получал ответ, но больше никогда его не видел, и после смерти матери одиннадцатилетний мальчик понял, что он совершенно один в этом мире. У них со старшим братом не было родственников, способных взять на себя заботу
