тяжело подниматься.
Но Саша уже встала:
– Лежи, ба. Я сама.
Она выпила капли, сменила сорочку, которая была совсем мокрой от пота, на сухую и легла.
– Лампу оставить? – спросила бабушка.
– Да ну, бабуль! Я ж не маленькая, – Саша усмехнулась. Монстры отступили, пульс успокоился. Она лежала и думала, что папа прав и сны случаются не «к чему», а «почему»: с их помощью наш мозг пытается разрешить наши дневные проблемы. Ясное дело, думала Саша, это из-за того, что случилось на выпускном. Как бы там ни было, а она здорово перенервничала! Но всё закончилось благополучно, и к тому моменту, когда бал завершился и следовало, по традиции, идти встречать рассвет, она уже мысленно отделила себя от своих мучителей с их паучьей королевой во главе. Ей было неизвестно и неинтересно, куда собирались идти они, потому что задолго до того, как был объявлен последний танец, девчонки из «В» класса позвали её с собой.
Они шли на горку – так называлось место на окраине, на задах новой городской больницы, с которого открывался широкий вид на окрестные пологие холмы, поля и долину речки. В Раздольном до любой окраины можно добраться за четверть часа на автобусе – собственно, и сам Раздольный – это окраина, но молодёжь каждой школы облюбовала своё собственное место для этой цели.
С Сашей пошли, естественно, Славик и Ирка с Букиным, и несколько неожиданно – ещё человек пять-шесть из их класса, включая Шутова и Борьку. С погодой им повезло. Когда краешек солнечного диска показался из-за холмов, ребята принялись откупоривать припасённое шампанское, а кто-то из девчонок извлёк стопку пластиковых стаканов, которая быстро разошлась по рукам. Так как с ними были незапланированные гости, то стаканов на всех не хватило, и было решено, что парочки будут пить вдвоём из одного. Уставшие от бессонной ночи, все тихо смотрели, как поднимается солнце, вяло перекидываясь фразами. Некоторые сидели на траве, на расстеленных новеньких пиджаках. Когда расплавленный оранжево-алый диск оторвался от горизонта, захлопали пробки, и в подставленные стаканы полилось шампанское. Началась неразбериха, весёлая и грустная одновременно – Саша видела, что на некоторых смеющихся лицах, даже мальчишеских, блестели слёзы…
Шар не упал – тогда.
Случилось это позже, когда они с матерью уже паковали чемоданы, чтобы ехать в Питер. Переподготовка Елены Степановны была, по её собственному выражению, «на мазѝ», и они обе с радостным возбуждением предвкушали поездку. Никогда больше – ни до, ни после – не пребывала Саша в таком согласии с матерью. Та словно помолодела: была настроена миролюбиво и даже весело, её всегдашнее недовольство и плохо скрываемое раздражение сменились насмешливой снисходительностью и почти дружеским подтруниванием. Елена Степановна заказала себе пару платьев у той самой портнихи, которая шила Сашин бальный наряд – «чтобы не ударить в грязь лицом перед культурной столицей» – и была настолько благодушно настроена, что купила дочери дорогой плащ в одном из только что открывшихся новомодных бутиков, торгующих
