как казалось, вообще не бывает серьезным, постоянно шутит и смеется. Сейчас передо мной был не весельчак – Герыч, а взрослый, вполне серьезный и ответственный парень, мне было непривычно видеть его таким.
– Настя, я понимаю, что все это не вовремя, тебе совсем не до меня сейчас, но я уезжаю и я не знаю, когда теперь мы сможем увидеться снова. Я прошу тебя, поехали со мной.
– Это невозможно, Герман, – меня снова душили слезы, сегодня погибли родители, а завтра меня лишат последнего близкого человека, заперев меня в интернате.
– Но почему, Настя? Я очень люблю тебя, я обещаю, что сделаю для тебя все, что в моих силах. Ты не веришь мне? – тихо и нежно спросил он, поцеловав мою ладонь и прижав ее к своей щеке. – Я совсем не нужен тебе?
– Дело не в этом, – тихо ответила я, из глаз моих снова покатились слезы.
Он обнял меня, прижав к своей груди, и тихонько погладил меня по голове.
– Почему, Настя? Поверь, ты очень нужна мне.
Я подняла голову от его груди и посмотрела ему в глаза.
– Герман, ты знаешь, сколько мне лет?
– Я думаю, 17, – неуверенно ответил он.
– Нет, Герман. Мне совсем не 17, и даже не 16. Мне 14, и завтра, после допроса следователя, меня определят в приемник – распределитель, а после сдадут в интернат, – из глаз моих безудержно текли слезы, я закрыла лицо ладонями, не в силах больше сдерживать плачь.
Герман обнял меня.
– Настенька, не плачь, милая, все будет хорошо.
Я крепко прижалась к нему, продолжая плакать.
Герман задумался. Конечно, он не перестал любить Настю, ее возраст не пугал и не отталкивал его, он готов был ждать ее сколько угодно, лишь бы однажды назвать ее своей, но ситуация стала сложнее.
– Настенька, – нежно сказал он. – Я никому не отдам тебя, слышишь, никому. Я очень люблю тебя. Я буду ждать, маленькая моя, я никому не отдам тебя.
До рассвета оставалось пару часов, а днем предстояло много дел. Герман расстелил мне постель, сам остался сидеть в кресле. Я не могла спать. Уткнувшись носом в подушку, я продолжала плакать. Герман лег рядом со мной.
– Настенька, иди ко мне, – он повернул меня к себе лицом, я уткнулась носом ему в грудь, он крепко обнял меня и поцеловал в щеку. – Настенька, маленькая моя все будет хорошо, – тихо шептал он.
Я так и уснула, крепко прижавшись к нему.
В восемь утра нас разбудил звонок следователя, номер телефона вчера оперативнику оставил Герман. Следователь требовал, чтобы я явилась в отделение.
– Началось, – пробормотала я, вставая с постели.
Умылась, привела себя в порядок и поняла, что у меня образовалась проблема.
– Гера, мне бы как-нибудь домой попасть, – сказала я.
– Но дом опечатан, туда пока нельзя, – ответил он.
– Но у меня, кроме паспорта, ничего нет, мне даже переодеться не во что.
– Съездим к следователю, потом решим этот вопрос, – успокоил меня Герман.
