теорию, которую он однажды составил по поводу Робина. Впрочем, нет, первой эту теорию предложила Кэтрин – еще в Кембридже.
– Не говори глупостей, – сказал Тед тогда, – Робин такой же нормальный, как ты и я.
Но постепенно эта мысль перестала казаться такой уж невероятной, и Тед преодолел свою первоначальную антипатию к ней. Странным образом эта мысль даже примирила его с дружбой, которая связывала Робина и Кэтрин, с тем явным удовольствием, какое они получали от общества друг друга. К концу последнего семестра они втроем были практически неразлучны. Однажды Кэтрин сказала:
– Теперь понятно, почему он такой ранимый.
– Ранимый?
– Да. Они всегда очень ранимые.
Позже Тед спросил Робина, действительно ли тот считает, что это так, что они всегда очень ранимые, и Робин ответил, что да, так и есть, и добавил, что некоторые люди, которыми он весьма восхищался, были гомосексуалистами. Теда потрясли эти слова, которые он счел шокирующим признанием. Но он сказал себе: «Ничего страшного, просто он чуть менее удачлив, чем все остальные», и эта демонстрация либерального мышления позволяла ему гордиться собой. Впрочем, и у либерализма имелись свои пределы. Например, Тед никогда бы не оставил Робина в одной комнате с Питером. Тед считал, что там, где речь идет о детях, осторожность никогда не бывает лишней.
Робин вернулся и отдернул занавески на окне рядом со столом. Небо потемнело.
– Полагаю, тебе скоро пора возвращаться.
– Я как раз об этом думаю, – сказал Тед. На самом деле он думал, что удобно заглянуть к доктору Фаулеру завтра с утра пораньше, чтобы ближайший месяц больше не посещать эту унылую часть мира. А еще он думал, что, несмотря на тошнотворную обстановку в квартире Робина, есть неплохой шанс заночевать здесь, – Выглядишь ты не ахти, а у меня нет особых причин спешить домой. Давай-ка я звякну Кэтрин и скажу, что приеду утром?
– Как знаешь, – ответил Робин.
Его ответ не очень-то походил на фонтан благодарностей, которых ожидал Тед.
– Тогда, может, прошвырнемся куда-нибудь пропустить по стаканчику? Ты не думаешь, что это тебя немного взбодрит? А еще я мог бы прочесть твой рассказ.
– Ладно, я оденусь.
Пока Тед звонил, Робин нашел на кухне одежду почище и переоделся. Он вернулся в комнату как раз вовремя, чтобы услышать последние слова Теда.
– Кто такой Питер? – спросил он.
– Питер? Не может быть, чтобы я его ни разу не упомянул в одном из своих писем. Наш первенец. Ему два года.
– А. Ну да.
– Да… – Тед улыбнулся, – Чудесный мальчуган.
Робин взял один из блокнотов и сунул в карман брюк.
– Если мы идем, то пошли, – сказал он.
Теплая ночь в середине апреля; дело близится к одиннадцати. Робин с Тедом только что вышли из паба и движутся к новой цели, Робин – впереди, Тед старается не отставать. Жители Ковентри спят или готовятся отойти ко сну; но эти двое продолжают идти вперед, тяжело дыша, – два друга, которые больше не друзья.
По
