style="font-size:15px;"> – Ой, что это?
Лопушков радостно отозвался:
– А это биологическая балка, там такие чудеса произрастают!
И вскоре мы уже спускались по крутым откосам, сроду не знавшим тропок, к ручью на цветущем дне балки, к невиданным мной ранее травам, кустарникам и деревьям. К кружащему голову птичьему пению, особенно звучно-густому в замкнутом разноцветном пространстве. К солнцу, наконец, прорывавшемуся сюда длинными, подрагивающими во влажном воздухе, косистыми лучами.
Залитые весенним цветом вишни и слива стояли здесь рядышком, вместе. И так было красиво смотреть на сияющие благорозгные кроны, что я призналась:
– Словно отец с матерью, это ведь их деревья…
– А как звали родителей ваших? – тотчас спросил егерь.
– Михаил и Валентина.
– Ну, стало быть, так и буду теперь называть эти дерева. Не беспокойтесь, пригляжу.
Я была счастлива: родительские души все время дают знать, что они рядом со мной, где бы я ни находилась, где бы ни пригодилась.
А мое дерево – крошечная сосна в саду-дендрарии Ивана Васильевича Дударева. По совершенной случайности съемочная группа «Свечи» приехала к этому старейшему, знаменитейшему в России ботанику-растениеводу в день моего рождения, и я радостно, по-праздничному наслаждалась созерцанием прекрасных, невиданных в нашем степном краю деревьев и цветов. Чтобы их вырастить, Дударев долгие годы облагораживал непригодную для благополучия экзотических растений богарную землю волгоградской окраины. И земля преизобильно осветилась кружевными всходами живоносной красоты.
Понаблюдав за моими восторженными охами и ахами, добрейший Иван Васильевич предложил после съемок почаевничать, тут и открылось, что я – именинница.
– Тогда у меня есть для вас подарок, пойдемте, – и хозяин зеленых чудес повел гостью по неприметной тропинке в самую глубь вертограда. Здесь, на огороженной большими пихтами солнечной поляне, лепетал нежными, младенчески-прозрачными ветвями сосновый питомник.
– А вот и ваша свечечка, нравится?
Как же могла не понравиться самая маленькая, в три веточки, сосенка!
– Вот подрастет Татьянка, красоты миру прибавит, – и Иван Васильевич мудро улыбнулся.
Да, кто-кто, а старики обо всем на белом свете знают…
В последние годы мой старый отец ездил в Житне-Горы чаще всего один, так уж получалось, и теперь без тоски сердечной не могу об этом думать: он по-своему ведь стремился сохранить, соединить большую семью, зябнущую на ветру новых холодных времен. После его смерти (Царствие ему Небесное) в 1990 году чуть не оборвалась украинская ниточка, когда я сначала даже адреса – хоть кого-нибудь! – в старых письмах не могла отыскать: отец, что ли, конверты выбрасывал?
Но Украина звала к себе то песней, которую вроде нечаянно кто-нибудь в застолье
