не должно быть… Это неправильно, если каждый будет думать только о себе… Идеал – жизнь, отданная за чужое счастье.
Черненко замолкает, сохраняя озабоченное выражение лица. Такое впечатление, что у него завод кончился.
– Выходит, что все у нас имеют собственное мнение, – подытоживает Ленин. Глаза у него быстрые, ехидные. – Кроме Булганина.
– Ну почему? – обижается Булганин. – Я имею свое мнение. Но… я не хотел бы его сообщать.
– Отчего же, поставьте нас в известность, – насмешливо произносит Ленин, – сделайте любезность. А то уж как-то так сложилось: каждый со своим мнением.
Булганин обводит смущенным взглядом сидящих, секунду колеблется, потом решается.
– Хорошо, я скажу. Скажу. По-моему, жизнь есть иллюзия. – Он говорит быстро, словно боится, что его остановят. – Нам кажется, что все в порядке, а позже выясняется, что это не так. Нам кажется – что-то существует, а на самом деле этого нет. И так всегда. И во всем. Кругом зыбкая пустота. Жизни как бы нет. Только ощущение, будто она есть. Иллюзия. Понимаете? – Он оглядывает присутствующих, ища подтверждения своим словам. Остальные отводят взгляд. Лица словно замкнулись. Булганин опускает голову – бородка почти упирается в грудь. Бормочет. – Зря я выступил. Я ведь не хотел.
Падает тяжелая тишина. Даже я чувствую неловкость, жмусь к своему столику. «Зачем он так?» – думаю. Пальцы правой руки Ленина опять начинают бегать по столу. Слышна глухая россыпь ударов. Вдруг пальцы останавливаются.
– Ваше поведение, товарищ Булганин, возмутительно. – В голосе Владимира Ильича каленая сталь. – И если бы не сложная ситуация, следовало бы всерьез разобраться с вами.
– Разве я сказал неправду? – обиженно спрашивает Булганин. – Разве они этого не знают? – Он обводит рукой сидящих.
Но Ленин его не слушает. Он вскакивает и, вновь засунув руки в карманы, начинает ходить взад-вперед.
– Так придет он или нет? – спрашивает Владимир Ильич то ли самого себя, то ли остальных. – Должен придти.
Сидящие за столом хранят молчание. Сталин сумрачно пускает кудрявые клубы сизоватого дыма. Он будто в стороне от всего. Брежнев с серьезным видом посматривает перед собой. Хмурится Андропов. Озадаченно поглаживает свой седой затылок Хрущев.
Вдруг Ленин останавливается, взглядом его делается озорным, легким. Он с хитрецой смотрит на сидящих.
– А что, если нам спросить насчет смысла жизни одного товарища? – Ах, как славно он произносит это слово «товарищ», как мягко, ласкающе звучит оно: «товаищ». Владимир Ильич подходит к двери в соседнюю комнату, приоткрывает ее. – Товаищ Арманд. Вы нам не поможете?
Она, пожалуй, некрасива, но очень женственна. Идет плавно, грациозно. Она из тех женщин, которые обращают на себя внимание, вслед за которыми оборачиваются.
– Что у вас тут происходит? – спрашивает она. Глаза у нее веселые.
– Мы заспорили о том, что
