удивлялись, что Еленовна не кашляет и свободно дышит. Зато у мамы и кашель появился, и тяжесть чуть пониже ключиц, где сре-до-сте-ни-е. Это обычное дело для мамы – примерять чужие болезни на себя. И столько она набегалась по врачам со мной и с Яськой, что сама не хуже доктора. Ну, то есть она много знает, умно объясняет про болезни, но смотрит не по врачебному, а с интересом. Наверное, поэтому люди хотят с ней разговаривать.
Чего только они с Еленовной не наслушались в больнице. И лишь одна старенькая дама не жаловалась, а громко сообщала всем без разбору: «А я пою! Включаю магнитофон на полную громкость и пою! И вы пойте!» Еленовна сказала, что эта дама похожа на девчонку, которую состарили в фотошопе. На очаровательную старенькую девочку с открытки.
Ещё эта дама сказала: «У нас чудесный доктор. Я у него уже двенадцать лет наблюдаюсь, пять операций, и все удачные». Мама не поверила: «Вы живёте с ЭТИМ двенадцать лет?!», а дама рассмеялась.
Были и молчуны. Во всех больничных коридорах рядом с мамой и Еленовной оказывалась тихая семейная пара. Мама сначала подумала, что больна невысокая круглая женщина, такое у той было мёртвое лицо. Но оказалось, что она сопровождает мужа Валеру – спокойного усатого дядечку, который за всю жизнь не выкурил ни одной сигареты. Весь путь до окончательного диагноза они прошли вместе: мама с Еленовной и Валера с женой.
– Мы словно однополчане, – сказала про них Еленовна.
И в другом диагностическом центре они сидели на соседних диванах перед кабинетом изотопного исследования костей.
Наблюдение от Еленовны (из её записной книжки).
Никогда раньше не обращала внимания на комнатные растения в больничных кабинетах. Я ведь пыталась разводить цветы, знаю, как легко они чахнут. А в больницах, особенно там, где рентген и другое облучение, буйная сочная зелень так и тянется во все стороны из дешёвых горшков и пластиковых майонезных ведёрок. Эти растения – хоть папоротники, хоть фикусы всех мастей, хоть те же фиалки – удивительно яркие, сильные, живые. Неприлично здоровые. Может быть, они питаются нашими страхами?
В том центре мама попросила медсестру не говорить Еленовне, если снимок покажет плохое. Они стояли за высокой пальмой в кадке и воровато озирались, словно шпионы-растяпы из дурацкой комедии. «Ваша мама (медсестра подумала, что моя мама – дочка Еленовны) хочет, чтобы о результатах я сказала ей, а от вас скрыла. Но не волнуйтесь, незаметно подойдите ко мне через полчасика, описание снимка я отдам вам».
Снимок показал плохое.
Тогда мама обманула Еленовну. Я подслушал, как она шепталась с Гошей.
Мама: Если хочешь, мы скажем правду, но после этого Лена скорее всего ляжет умирать, и поднять её мы уже не сможем.
Гоша: Почему?
Мама: Скелет заражён, понимаешь? Живого места нет.
Гоша: А операция?
Мама: Какая операция? По удалению костей?!
Гоша: Господи…
