экипаже. Не крейсер, а проходной двор. За два года у нас сменилось шестнадцать вторых пилотов. С Дубовым семнадцать.
– Те, кто прошел обучение у меня в экипаже или хотя бы на тренажере, становятся мастерами высокого класса и могут учить других “драконов”. Боеспособность нашего 511-го полка резко выросла.
– А ты и рад этому до сраки. Тоже мне, великий гуру. Ради славы готов сам угробиться и меня угробить. Что тебе до этого, Дослужил и домой… Научил бы лучше этому Аарона и Джонсона.
– Твоих “барбосов”? Ты знаешь, легче зайца научить курить.
– А я считал, что они и твои друзья тоже, ведь мы делаем одно общее дело.
– Ты имеешь в виду Сопротивление? Я из удовольствия, по-дилетантски, ковырялся в спецархивах, систематизировал, потом давал почитать это твоим болванам, а заодно ставил им защиту от психосканера, чтобы это дубье не выдало меня своими мыслями. И это называлось громким словом – “Сопротивление”… А на самом деле – клуб любителей драть глотку по пьяни…
– Гад ты, Джек, – сказал штурман, потом после долгого молчания добавил: – Мне кажется, если бы ты научил их искусству боя, все они были бы живы.
– Может быть. Правда, тогда они перестали бы быть “барбосами”. Увы, вся твоя четверка была совершенно неспособна к обучению. И я не всесилен. Если не справился Эндфилд – только списание.
– А Дубов?
– Этого Дубова сунули к нам из соображений его безопасности. Дольше держать боевого офицера в дублерах и операторах тренажеров было нельзя, поскольку он должен был иметь хотя бы полгода боевых действий для поступления сам знаешь куда… Вот расстроится Дубов – старший, большая, между прочим, шишка.
– Ага, – зло сказал Глеб. – И тут Служба… Романтически настроенный отпрыск столичного генерала захотел носить черную форму, а папаша решил сохранить его шкуру для Академии. Вот откуда у нас столько дураков среди штабных
– Оставь. Не стоит нервов.
– Что значит “оставь”?! Мы чуть не погибли. Всегда вы так, “обмороки” несчастные.
– А ты хочешь сохранить свою жизнь исключительно из идейных соображений? Для Великого Дела?
– И для этого тоже. Не смейся. Тысячи миллиардов людей живут в нищете, страданиях, страхе. Ведь кто-то должен разрушить эту систему, освободить…
– Я уже говорил тебе, что ты не против страданий и бедности, просто хочешь, чтобы мучились все.
– Вот как, – Быков окончательно разозлился. – И все равно; даже так было бы справедливее.
– Справедливость – продажная девка занимаемой позиции.
– У тебя ее нет совсем, не наблюдается. Обделил господь.
Глеб нервно затянулся.
– В последнее время ты слишком увлекся этой дрянью, – сказал Джек, имея в виду не только травку. – И это мы обсуждали. Если люди хотят так жить, то никто в этом не виноват, кроме них самих.
– Даже если ты прав, в чем лично я сильно сомневаюсь, все равно, твои чистые и умные патриции могли что-нибудь
