глаза твои плохи.Плачешь ты невольно,
Но подарком от снохи
Вижу, что довольна.
Суетишься, как всегда
Несказанно рада.
Есть графинчик и еда.
Что ещё нам надо?
По чуть-чуть, не допьяна,
Из гранёных стопок
Выпьем горького вина,
Помянём усопших.
Снова выслушаю я, —
Речь неспешно льётся, —
Как соседи и сватья,
Как сестре живётся.
Чем живу и что служу
Всё ещё в печати,
Вновь тебе я расскажу,
Утолю печали.
У тебя я редкий гость
И уйду под утро.
Жизнь твоя – рябины горсть,
Лет господних уйма.
Мама-мамочка, гори
Ягодой России,
Эти восемьдесят три
И все сто осилив.
Осень 1957 года
Сестре Вале
В пору нищую
Брат с сестрою,
Знались с пищею
Мы простою.
Каша сварена,
Щи упрели.
Ноги в валенках.
Мы – за двери.
Что мы видели?
В «Марсе» хмуром
Фильмы Индии
С Радж Капуром.
Валя – с косами.
Стынут лужи.
Первый в космосе
Спутник кружит.
…Осень вспомнилась,
Щи да каша.
Светом полнилась
Память наша.
«Что родился на Малой Мещанской…»
Что родился на Малой Мещанской,
В старой книге я как-то прочёл.
Дом под кронами лип помещался.
Помню гул несмолкаемых пчёл.
И к лицу, и к рубахе он липнет —
Запах лип, что посажены в ряд.
Имя дал нашей улице Либкнехт.
Был он зверски убит, говорят.
Ах, разлуки извечная кара!
Годы службы. Чужие края…
Помню, помню – фамилию Карла
Ты коверкала, мама моя.
«Лип» – писала. И липовый запах,
Настигая, бросал меня в дрожь,
И душа устремлялась на запад —
Где ж в Монголии липы найдёшь?
Ведь мечте и моря не преграда.
От тебя, от мещерских лесов
Отделяло меня – это ж надо! —
Целых шесть часовых поясов.
Я любил вас, родные до боли,
В звоне лета и шорохе вьюг:
И Воровского (Вацлава, что ли?),
И Урицкого, и Люксембург.
Были вы Дровяными, Сенными.
Но однажды – ни встать ни упасть! —
Именами чужими, иными
Окрестила вас новая власть.
Но меня, да и Господа ради
Там в домах об одном этаже
Проживали и Тони, и Нади.
Всех имён не припомню уже…
Вновь чиновник в усердии делит
Новь и прошлое, как идиот.
Адрес матушки: Либкнехта, девять —
Слава Богу, всё тот же, всё тот.
Там чужие живут – ну да ладно!
В доме
