с Олей не выдержали и завизжали от испуга, визгом пугая друг друга еще сильнее. Мы поняли, что кто-то тут умер – или дядя Макс, или Алекс, или Вадим. А может даже, все вместе.
С одной стороны, я понимал, что кому-то еще может понадобиться помощь, но с другой – меня парализовал ужас увидеть настоящего мертвеца. Я не мог себя заставить сдвинуться с места. Так мы сидели на корточках и визжали, наверное, секунд десять, пока Оля первой не пришла в себя.
– Тихо! Все! – Она дала мне две звучные пощечины. – Тихо, Андрей!
Это меня отрезвило немного, я захлебнулся и умолк, не в силах сдержать катящиеся по щекам слезы. Плечо пульсировало болью.
– Полежи, Вакса, мы сейчас! – сказала Оля и первая ринулась в темноту.
Я хоть и боялся жутко, но не мог себе позволить выглядеть более трусливым, чем она. Пришлось лезть следом за ней через искореженные листы металла, всхлипывая от страха и боли.
Дядю Макса мы нашли возле штурвала. Точнее, за штурвалом, потому что острым стальным листом ему пробило ладонь и пригвоздило руку к деревянному колесу. Он так и висел на этой руке, потому что сорванной броней штурвал заклинило, и он не мог повернуться. При этом дядя Макс страшно дергался всем телом, словно по нему непрерывно пропускали электрический ток. Я не сразу понял, от боли он так дергается или его действительно лупит током из оборванного провода, но приглядевшись, понял, что у него нет правой половины головы. Совсем нет – я даже увидел под расколотым черепом кровавое месиво мозга. Дядя Макс был мертв, но тело его колотили предсмертные судороги. Это было настолько кошмарно, что я почти потерял сознание – мой разум отказывался воспринимать происходящее. Я бы, наверное, вырубился, если бы не Оля – она рванула меня за руку и уволокла от чудовищного зрелища за следующий сорванный лист.
Но там было еще хуже – сначала я увидел лицо Вадима, а потом понял, что тело его лежит в стороне, а смотрит на меня только отрезанная голова, застрявшая на зазубринах брони в полутора метрах над полом. Алекса и вовсе разрубило пополам, но он, кажется, умер не сразу, а ползал какое-то время, цепляясь за пол руками, потому что его кишки размотало почти по всей рубке.
– Надо выбираться отсюда, – твердо заявила Оля. – И вытаскивать Ваксу. А то сгорим или задохнемся от дыма. Тут помогать уже некому.
Она схватила меня за руку и потянула туда, где мы оставили доктора. Он лежал на спине и ждал нас, глядя в потолок. Белки его глаз ярко выделялись на черном лице. Я обнял Ваксу за шею и хотел поднять, но он оказался дико тяжелым и даже не попытался сам приподняться. А потом я понял, что он не дышит. Вообще.
Оля не выдержала и заревела. А я уже не мог. Я просто молча сидел и глядел, как она рыдает на груди нашего замечательного, самого доброго в мире доктора. Я мог представить, что умрет кто угодно, даже отец, даже мама, хоть это и было тяжело. Но как мог умереть доктор, который всегда спасал от смерти других людей? Как он мог умереть от дурацкой шишки на лбу? Это было немыслимо и страшно.
– Я
