нашелся здесь не поймешь откуда взявшийся англичанин, над которым все издевались, но Линда его приголубила. Она прекрасно говорит по-английски и, не упуская возможности потренироваться, познакомилась с ним. Дэвид Колдуэлл, на вид лет тридцать, одет в бабушкинский свитер и брючки со стрелочками, в лице ничего кельтского, но морда нерусская, видно сразу. Линда играла ему на рояле в соседней комнате и, по-моему, даже пела.
Сеня мило беседовал с крошкой-кудряшкой легкомысленного вида по имени Катя. Типичная неформалочка в шипованом кожаном барахле и с крашеными волосами.
Наобщавшись вдоволь, я пришел на кухню, где Маша напоила меня чаем. Вопреки Сениным ожиданиям спиртного не было. Маша не похожа на гениальную даму, которой плевать на внешность: маникюр идеальный, впрочем, как и прическа. Я отмечал эти детали бессознательно и, уж конечно, ни с кем ими не делился – просто в юности меня сразила мать, и потрясение до сих пор свежо в памяти. Всю жизнь я думал, что у мамы рыжие волосы и красивая фигура, но оказалось, волосы она красила, а фигуру утягивала и носила лифчик с каким-то там эффектом… Короче, чтоб грудь казалась больше, чем на самом деле. Почему-то я рассказал об этом Маше за чаем.
– А можно спросить, как ты это узнал? – отсмеявшись, спросила она.
– Просто увидел в ванной этот несчастный лифчик и краску для волос.
Маша стала хохотать пуще прежнего. Да, хорошенькая интеллектуальная беседа!
– А хочешь, по руке погадаю? – подмигнула она.
Я согласился – никто мне раньше не гадал. Маша долго рассматривала мою ладонь, бубня непонятности про холмы Венеры.
– Это руки не интеллектуала.
– Я и не претендую…
– Это руки артиста! Художника. Или человека, как-то связанного с искусством.
– Что, мозоли на пальцах? – засмеялся я.
– Да нет, – отмахнулась Маша, продолжая изучать мою лапу, – и пальцы, и форма ногтей, и запястья… короче, все. А еще, друг мой, ты очень умный!
Я покатился со смеху. Вот уж не ожидал!
Предсказывать мне судьбу Маша не стала – этого она еще не умеет. Что ж, сам узнаю, когда придет время.
Линда и профессор Колдуэл, наконец, перестали щебетать, и подруга вернулась в мое неинтеллектуальное общество. Колдуэл – именно профессор, ибо в Англии любого институтского преподавателя называли профессором, будь он хоть ассистентом. Математик, в общем. Точнее, инженер. У него какие-то дела с нашим КБ.
3 марта, воскр.
Что-то подсказывает, что в группе я не задержусь. Все хорошо, отношения с ребятами всегда были нормальными, возможность реализоваться есть, но… что-то мучает, сам не знаю, что. Наверное, дозреваю до сольного проекта. До «неожиданной стороны», будь она неладна. Хорошо бы ее увидеть самому – я смертельно устал от себя, жующего сопли и оплакивающего
