style="font-size:15px;"> Общественные деятели, сторонники продолжения войны, как занимавшие ответственные посты в правительстве, так и ведшие партийную работу, а с ними вместе и высшее военное начальство точно умышленно закрывали глаза на это явление и пытались найти какой-то компромисс, в силу которого солдаты согласятся послушно выполнять приказы начальства.
Как ни странно, противоречия существовали и в органе, возглавлявшем революционную демократию, – в Совете рабочих и солдатских депутатов. В течение первых месяцев после Февральской революции настроения широких народных масс отражало лишь меньшинство Совета, а большинство, состоявшее из меньшевиков и эсеров, в неотложном вопросе о войне расходилось с массами и готовилось воевать если не вплоть до победного конца, то, во всяком случае, до почетного мира, без аннексий и контрибуций.
Однако, высказываясь за продолжение войны, это правое крыло Совета рабочих и солдатских депутатов боялось оставлять в руках военного начальства, по большей части связанного с буржуазными кругами, командование войсками на основах старой дисциплины. По почину этого большинства Совета в армии вводились установления и порядки, в корне разрушавшие старую дисциплину и сводившие на нет боеспособность старой армии в прежней ее структуре.
Что же касается моей личной деятельности и тех вопросов, с которыми мне приходилось сталкиваться в течение моего трехдневного пребывания в Таврическом дворце в дни Февральской революции, то тут противоречия нагромождались одно на другом.
Временный комитет Государственной думы[37] кооптировал меня в свой состав и назначил комендантом Петрограда. Принятие этого назначения уже само по себе было революционным актом, но мое первое же распоряжение, отданное под впечатлением захвата Арсенала, поджога Окружного суда, разгрома полицейских участков, грабежа винных лавок, было явно контрреволюционным. Я требовал возвращения солдат в свои казармы, требовал от офицеров восстановления внутреннего порядка в частях, иными словами, стремился к возврату к старому «порядку». Так на это распоряжение и посмотрели рабочие типографии Государственной думы, отказавшиеся печатать приказ. А я помню, что, диктуя свой приказ члену Государственной думы Бубликову[38], я не сознавал, что выступаю против революции. Перед моими глазами происходили самочинные действия, и я просто котировал их как «беспорядок», а что касается революции, то, очевидно, полагал, что ею займутся политические деятели в кабинетах Государственной думы. Много позднее я понял, что именно этот «беспорядок» и был нужен для успеха революции. Недаром же И. В. Сталин[39] в одной из своих статей в 1917 году писал, что «самочинные» комитеты – железнодорожные, солдатские, мастерские, крестьянские, рабочие и т. д. – не дали смести революцию.
Преображенский запасной полк отдал себя в распоряжение Государственной думы[40]. Командир и офицеры полка, решаясь на это, несомненно, совершали революционный
Временный комитет Государственной думы – орган государственной власти в России в ходе Февральской революции, существовал до 19 октября 1917 года. Временный комитет был сформирован 27 февраля в Петрограде Советом старейшин IV Государственной думы по поручению частного совещания ее членов. Для управления министерствами Временный комитет Государственной думы назначил 24 комиссара, создал военную, продовольственную и другие комиссии. Его возглавил председатель IV Государственной думы октябрист М. В. Родзянко. В состав Временного комитета вошли: И. И. Дмитрюков и С. И. Шидловский (левые октябристы), П. Н. Милюков и Н. В. Некрасов (кадеты), М. А. Караулов (вне партий), А. Ф. Керенский (эсер-трудовик), А. И. Коновалов и В. А. Ржевский (прогрессисты), В. Н. Львов (центрист), В. В. Шульгин (прогрессивный националист), Н. С. Чхеидзе (социал-демократ, меньшевик), Б. А. Энгельгардт был включен как комендант Петроградского гарнизона, как вне партии. Любопытный факт, что с 27 февраля по 1 марта эта организация была верховной властью в стране при живом законном монархе. 1 марта комитет получил признание де-факто правительств Великобритании и Франции (!), а Николай II отречется от власти только 2 марта.
Запасные гвардейские части Петроградского военного округа сыграли одну из ключевых ролей как в успехе начавшихся в феврале 1917 года в Петрограде беспорядков, приведших к победе Февральской революции, так и в дальнейшем удержании Временным правительством власти. При проведении мобилизации 18 июля 1914 года на фронт Первой мировой войны и уходе кадровых гвардейских полков в действующую армию в Петрограде были сформированы их запасные батальоны, главной задачей которых стала подготовка пополнений для действующей армии. Огромные потери на фронте делали вопросы качественной подготовки кадров для основных полков животрепещущими. Находившиеся в тылу запасные части, привлекаемые к охране порядка в столице, в первую очередь подвергались воздействию настроений населения и революционной пропаганде, что не столько снижало уровень их боевой готовности, сколько делало их политически неблагонадежными. В результате расквартированные в Петрограде запасные батальоны гвардейских полков, в том числе Преображенского, в феврале 1917 года, с началом революционных беспорядков, по мере проявления нерешительности властей в городе, не только не ликвидировали эти беспорядки, но и постепенно втянулись в установление новой власти. По определению генерала А. П. Кутепова, непосредственно наблюдавшего развитие событий в Петрограде в феврале 1917 года, «преображенцы запасного полка были увлечены общей революционной волной, и менее устойчивые чины его присоединились к общему течению, но большинство чинов честно выполняло свой долг до тех пор, пока существовала власть в Петрограде». Выступление гвардейских запасных частей в Петрограде стало во многом ключевым. Наиболее важным стал выход на улицы запасного батальона Лейб-гвардии Волынского полка во главе со старшим унтер-офицером Т. И. Кирпичниковым, чины которого впоследствии стали называться Временным правительством «пионерами» революции.
