в морду не каждому дашь. Никитка вот испугался. А другой тебе в лицо скажет, – наконец выдавил из себя он. И вдруг круто изменил тему. – Слушай, что это мы как вместе остаемся, так начинаем плакаться?
– От того, что гнилая интеллигенция. Ладно, плюнь…
Конечников сложил на лице разудалую гримасу и продекламировал неведомо откуда пришедшие на ум строки:
Никто не даст нам избавленья,
ни Бог, ни царь и не герой.
Добьемся мы освобожденья,
своею собственной рукой.
Авраам оценил иронию и предложил, подхватывая игру:
– Может Никитоса найдем? Тетки не дали, может тут нам больше повезет.
– Ага… Особенно если один держать его будет…
Гуталин засмеялся.
– Кто поминает меня всуе? – поинтересовался Симонов. Он подкрался к ним сзади и слышал последние слова приятелей. – А вы, похоже, нашли друг друга…
Никита был в хорошем подпитии. Получив полный отлуп, он утешался теплой шипучкой.
– А ты видно тоже остался не у дел, – в тон ему ответил Конечников.
– Да нужны мне малахольные телки… Я тут такую девушку видел, закачаешься.
Никита вздохнул, отпил халявного шампанского из бокала и откусил от халявного бутерброда.
– Ну и что, облом? И это у тебя, мастера по съему? – иронически поинтересовался Федор.
– Сам бы попробовал, – огрызнулся Симонов.
– Кто такая?
– Столичная штучка, хороша неземно… Божественно бесподобна, – Никита мечтательно прикрыл глаза.
– Сопли не жуй, Симонов. Где видел? – оборвал его Конечников.
– Улетела… Не посчитала нас, лапотников, достойными.
– Если ты валенок, то не равняй всех по себе, – заметил Конечников.
– Тоже мне герой, – с усмешкой ответил Симонов.
– Да я бы ее… А уж пригласить на танец… – произнес Конечников, изображая на лице снисходительное презрение к неумехе.
Первого лейтенанта особенно раззадорили слова, что дама отбыла из расположения части, и не он упустил случая поиздеваться над озабоченным Симяном.
– Поспорим? – взвился Никита.
– На что?
– Да хоть бы на твой «Куппермайн».
– Идет, – произнес первый лейтенант, чувствуя, что совершает большую глупость. – А ты публично объявишь, что очко свое елдаком растягиваешь.
– Отчего ты, Крок, так не любишь меня? – совсем трезвым голосом спросил Никита.
– За то, что ты с этим кодексом носишься… Ведь сам как-нибудь пропадешь, как других гробишь.
Симонов изменился в лице. Сквозь маску взрослого человека проступило выражение растерянного подростка, которому популярно и доходчиво объяснили, что все, чем он гордится – полная глупость.
– Вот как, – Никита задумался,
