на подобное ответить, что высморкаться. Но этот с позволения сказать эскулап, как записной волокитчик, начал «мекать», «бекать». Ссылаться на скудность данных, так как наружных повреждений на незабвенном Николае Ивановиче обнаружено не было, посему тест на свёртываемость крови, на который эксперт так рассчитывал, применить не удалось.
Если бы меня об этом спросили на месте, тогда, я бы предложил оттолкнуться от окоченения. Что с ним делать, я точно не знаю, но из своего богатого опыта зрителя мог бы подсказать, что время смерти жертвы лучше всего определять по разбитым в процессе либо наручным, либо каминным часам. Но тогда меня об этих вещах не спросили, на протяжении нашей давешней беседы следователя навязчиво преследовал вопрос, «за каким я проник…» А каминные часы в гостиной, кстати, были. Разбить их так никто и не удосужился, и они так и продолжали безразлично тикать, с каждой последующей секундой отдаляя нас всех от времени кончины остывающего на ковре хозяина.
За что тут зацепиться – я представить не могу, какая-то легкомысленная смерть. Не для следственной группы (пусть ковыряются сами), а лично для меня, на завершающем этапе Николай Иванович мог бы что-то полезное сделать: метнуть каким-либо предметом в часы на камине, в конце концов, их как-то уронить. Не удосужился, а те, что скромно украшали запястье его руки, изготовлены были не в наших пределах, а в той самой Швейцарии, что только и знает как хвалиться, что её продукция не бьётся и от случайного плевка не промокает. Никаких свидетельств: ни надписей кровью, а ведь его никто не торопил, и он вполне бы мог. Всё описать. Но ничего подобного ни рядом с ним, ни под. Ни на столе.
Что я ещё могу сказать для протокола? Для протокола – ничего, для протокола мало фактов, а между нами мужиками…
– Интересно, интересно! – заёрзал Рудольф Петрович на стуле.
– Без протокола лично у меня сразу несколько версий. При всём к нему уважении причиной смерти Николай Иванович мог оказаться сам. «Принял на грудь», и, не удержав равновесия, неудачно упал на решётку камина. Треснуться так, что мало не покажется, можно и без крови, следствию нужно лишь смоделировать ситуацию и, не поленясь, ещё раз осмотреть тело на предмет прижизненной гематомы.
Не исключаю, что на Райхетра самостоятельно могло упасть что-то сверху. Куда упавшее делось затем – вопрос не ко мне, я на огонёк был приглашён, когда веселье было в разгаре.
Допускаю – уйти из жизни Райхерту помог некий гость…
И тут я прикусил язык. Надеюсь, сделал это незаметно, и на моём лице заминка не отразилась. Как-то вылетело, но именно в тот вечер постороннюю машину у ворот дачи Николая Ивановича я видел. А вылетело потому, что появившийся из неё человек ни машиной, ни прикидом от прочих Николай Иваныча гостей не отличался, и посему я на него внимания не обратил. Во сколько гость Райхерта оставил, не знаю, не видел. Но. К утру ни гостем, ни посторонней машиной не пахло,
