ткнул пальцем в бомжа.
Губы девушки дернулись.
Парень явно ожидал такой реакции, поэтому взял инициативу на себя и начал рассказ:
– Когда мы уехали, он лежал в больнице. А потом сбежал. Его даже дядя Джон искал. Мы проверяли его звонки. Потом Брет объявился в какой-то мутной компании, начал пить. Дядя его прикрывал. Но когда выпивки стало совсем много – Брета уволили. Он стал жить в заброшенной квартире. Дядя Джон водил его в центры, пытался лечить, приносил еду, но Брет подсел на иглу. Мои люди лично продавали ему наркоту, и он кололся – прямо при них. Речь не о том, будет ли он спасать тебя. Спасет ли он себя. И я думаю, шансов – уже нет.
Вдруг зазвонил телефон. Это был Грег. Значит, что-то важное.
– Прости, это по работе. Я сейчас.
Он ответил на звонок и сразу направился в гостиную. Видимо, Рите не нужно было слышать подробности этой работы. Но она ничего и не слышала.
Не видела, не слышала, не чувствовала. Она умерла.
Тело еще как-то сидело, могло поворачивать головой, дышать. Но все остальное…
Когда Джон вернулся на кухню, там никого не было.
– Ты где?
Тишина. Парень поднялся в спальню. Пусто. Внезапно он понял.
Швырнув телефон на пол, Джон помчался к выходу. Дверь была слегка приоткрыта. Наспех надев первую попавшуюся обувь, он выбежал на улицу и побежал к морю. И не к берегу понесли его ноги. К обрыву. Он не видел, но просто знал, что Рита сейчас там…
Вот и все… Все внутренние лампочки перегорели разом, дышать, думать, двигаться – это все отключилось. Кричать… крика тоже больше не было…
Глубокая, спокойная пустота моря… Оно всегда помогало. Всегда забирало боль. Теперь пришло время, чтобы оно забрало ее всю…
Может, это неправильно и так нельзя. Ты родился, получил свои задачи, взял ответственность за свою жизнь, за себя… И ты должен жить. А в жизни бывает все. И радость, и боль. Но когда это невыносимо… Когда не выдерживает внутри ничего… Что делать тогда?…
– Стой!
Она обернулась.
– Не смей! – Джон, наконец, добежал и остановился рядом.
Девушка посмотрела на него… Любимый и родной Брет… такой долгожданный и навсегда потерянный…
Непонятный и непредсказуемый Джон… Такой же сильный, хорошо сложенный. Она вспомнила сейчас его обнаженную грудь. Эти ритмично ходящие мышцы. Не перекаченные, а простые, человеческие мышцы….
И этот клык на шее… Может, она просто хочет Джона и пора отпустить Брета?… Может, просто она заморочила себе голову этим Джоном, чтобы заглушить мысли о Брете?
Или это просто стокгольмский синдром? Жертва ведь может полюбить насильника, когда выхода нет.
Никакой любви больше. Хватит чувствовать. Хватит этой жизни. Не получилась она. Слишком больно.
Джон не читал мысли, но он умел читать по лицу и прекрасно ловить состояние Риты. Он понял, что она поплыла опять.
