от этого можно было все забыть, – вздохнула она. – Я бы хотела сейчас все забыть. Пусть не навсегда. Хотя бы на время.
Парень встал, давая понять, что пора идти в спальню.
– Это быстро подействует. Пойдем.
Рита кивнула и послушно направилась наверх.
Комната казалось какой-то болезненно пустой. Словно вещи, все предметы в ней стали плоскими. Просто четыре стены одиночества. Просто заснуть в них и забыться.
Джон подождал, пока девушка ляжет и присел на краю кровати.
– Мне сейчас нужно съездить кое-куда. Ты будешь еще спать, когда я вернусь. Но рисковать я не буду.
Словно из ниоткуда он достал наручники и приковал одну руку к изголовью кровати.
– Прости, но мне так будет спокойнее.
Рита хотела что-то ответить, но тело мягко начало уходить в сон. Наручники, так нару…
***
Во внутреннем дворике больницы было пусто, дождливо и одиноко. Иногда мимо проходили чем-то озабоченные врачи, иногда кто-то выходил постоять и подышать свежим воздухом. Перевести дух. Густав тоже решил подышать воздухом. А, точнее, покурить. Зельда не одобряла эту привычку, но сейчас решила не делать ему никаких замечаний.
Мужчина затянулся первым сигаретным дымом. И мысли как будто стали возвращаться к нему.
– Может быть, действительно стоит его забрать отсюда? – размышлял вслух он.
– И отвезти в лес?
– Да какой лес. Домой. Нанять сиделку.
– На вашем месте я бы так не торопился, – раздался голос врача сзади. Густав и Зельда обернулись к нему. – У него серьезная черепно-мозговая травма, множество переломов, большая потеря крови. Его привезли к нам вовремя. И мы смогли спасти. Я понимаю ваше желание, но сейчас его нельзя перемещать. Как только он будет готов к тому, чтобы ехать домой, обещаю, мы его насильно держать здесь не будем.
– Сколько ему тут быть? – поинтересовалась женщина.
– Две недели это минимум. Травмы серьезные. Мы должны быть уверены, что никаких осложнений не будет. И как только его состояние стабилизируется, вы заберете его.
Густав тяжело вздохнул.
– Нам можно к нему?
– Да, идите.
Юноша спал. Отец присел рядом. Осторожно, чтобы не разбудить.
В палату вошел Олаф. Открыв рот, чтобы что-то сказать, он успел заметить, что сейчас этого делать не стоит, подошел ближе и начал шепотом:
– Я приехал, как только смог. Как он?
– Жить будет, – тихо ответил Густав.
– Как это произошло?
– Я не знаю. Он куда-то ушел и потом все. На звонки не отвечал. А вечером нам позвонили из больницы. В него стреляли, Олаф…
Брат в ответ лишь сжал зубы и покачал головой.
– Кто это мог сделать? – продолжал отец. – Он же… он такой добрый и спокойный. И он сам всех строил, когда хотел. Даже меня.
– Кто-то
