турке, и с которым нельзя было даже близко сравнить коричневую растворимую бурду, обычно употребляемую Наткой. А во-вторых, после завтрака, когда она уже с тоской поглядывала в окно, на предрассветную темень, куда скоро предстояло уйти, на стол рядом с её ладонью легла купюра в пятьсот рублей.
– Что это? – Натка подняла на Митрия вопросительный взгляд.
Тот смотрел серьёзно и строго.
– Это – твой выбор. От него зависит, как и где ты проведёшь сегодняшний день, а может – и всю свою дальнейшую жизнь. Автобусы уже ходят. Я провожу тебя до остановки, ты поедешь к вокзалу, а там сядешь на электричку идущую до деревни, в которой живут мои родители. Адрес дам. Приедешь, скажешь, что от меня, я им тоже позвоню, предупрежу, тебя примут. Не бойся – расспросов не будет. Осуждения тоже. Бедные старики в своё время со мной хлебнули такого, что их уже ничем не удивишь. Тебя поселят в комнате, где раньше жил я. И там ты должна остаться, пока не переболеешь. На сухую. Да, будет очень хреново, кому как не мне это знать, но по крайней мере ты будешь в тепле, в безопасности, и под присмотром моей мамы – в прошлом, кстати, медсестры.
Натка представила себя в чужом доме, потеющую в чужой постели, блюющую в чужое ведро, и горестно скривила рот, но Митрий повысил голос, не дав ей вставить ни слова:
– Больше тебе всё равно податься некуда! Я, конечно, понимаю, что тебе не составит труда найти очередных собутыльников и продолжить веселье, да только сколько верёвочке не виться, а рано или поздно остановиться придётся. И лучше сделай это так, как я предлагаю.
– Спасибо большое, – забормотала Натка, – Но мне…
– Выбор за тобой, – не стал слушать её Митрий, – Ты можешь поехать к моим родителям, перетерпеть похмелье, и начать потихоньку налаживать свою жизнь. Мы тебе поможем, чем в наших силах. А можешь купить водки, или что там обычно употребляешь, и отправляться куда угодно. Я от тебя не жду никаких обещаний и ни на чём не настаиваю. Моё дело – предложить.
С этими словами Митрий поднялся из-за стола, демонстративно посмотрев на ходики.
На улице не стало теплее, но Натке, отогревшейся в уютном вагончике под ватным одеялом, холод не показался страшным. Она даже подивилась про себя тому, что умудрилась вчера чуть не замёрзнуть при таком-то пустяковом минусе. Темнота ещё висела над городом, лишь на востоке пасмурное небо начало слегка сереть в обещании рассвета. Было ветрено и промозгло, но снег больше не шёл.
Шагая вслед за Митрием, она с тоской обернулась на удаляющийся вагончик, глядящий ей вслед жёлтыми окнами, и снова подумала, что если бы добрый бородач захотел стать её очередным рыцарем и предложил остаться – она бы согласилась. Уходить ужасно не хотелось. Утешало только то, что они с Митрием наверняка ещё свидятся, и не единожды, раз она едет к его родителям. Вот только едет ли?
Свёрнутая
