этих до отвращения бодрых звуков, но руки налились тяжестью и плетьми повисли вдоль тела. Что – уже? Сколько дней она пьёт?
– Держи, красавица!
Пластиковая бутылка 0,5 появилась перед её застывшим взглядом, но Натка не пошевелилась. Голову сжимал каменный обруч, перед глазами всё плыло.
– Эээ, красавица! – продавец засуетился, выскочил из-за прилавка, приобнял её за плечи с насмешливым сочувствием, – Совсем плохо, да? Совсем конец? Слушай, а потерпи до обеда? Тут рядом где-нибудь погуляй, а? Я сменюсь, кассу сдам, и ко мне пойдём. Выпить, покушать, отдохнуть, а?
Его рука скользнула вниз по Наткиной куртке, и сразу – снова вверх, под неё. Мокрые губы ткнулись в ухо.
– Мы втроём квартиру снимаем, – уже шептал азиат, елозя ладонью по Наткиным джинсам, – Хочешь к нам? Кормить, поить будем, а? Ты только…
Она с силой отпихнула его, выдернула из кармана смятый пакет, подобранный возле одного из подъездов, сунула туда бутылку, покачиваясь, пошла из магазина.
– Ну и вали, пьянь! – донеслось вслед, – Больше не приходи, не продам! Вот шлю…
Звук захлопнувшейся двери обрубил звук его голоса на полуслове, но Натка ничего не потеряла – это слово было ей прекрасно известно. И она сразу забыла про азиата-продавца, как забывала о каждом незначительном, пусть и неприятном эпизоде своей нескладной жизни. Пошла, не глядя, прочь. Ноги и безошибочная интуиция алкоголика привели её к подъезду девятиэтажки, в который как раз втягивалась стайка беспечных школьников. Натка без труда проскользнула следом за ними незамеченной, и вновь обрела временное пристанище.
Лифт увёз её на последний этаж, где, как она давно усвоила, обычно меньше вероятность привлечь чьё-то внимание. Там Натка нашла закуток у батареи, возле которого и опустилась на корточки, обняв пакет с заветной ёмкостью. Закрыла глаза, переводя дыхание. Самочувствие было исключительно паршивым и это её пугало. Вроде ещё не время… Да, в любом самом продолжительном запое наступает момент, когда ты больше не можешь пить. Самое страшное, что НЕ пить ты тоже не можешь. Да и нельзя совсем НЕ пить – выход на сухую из такого дальнего заплыва грозит белочкой, паническими атаками, а то и приступами нежданной эпилепсии. Говорят, можно даже отъехать. Правда отъезжали с бодуна обычно люди раза в два старше Натки, но зачем испытывать судьбу? Так что вариант один – всё-таки пить, но очень малыми дозами, крошечными глотками, после каждого из которых придётся прилагать титанические усилия, дабы удержать проглоченное в сопротивляющемся обожжённом желудке. Это удаётся далеко не всегда, поэтому блевать первые пару дней придётся много. Блевать и лежать, лежать и блевать. И здесь главное, чтобы для этого было место. Тихое тёплое место с запасом чистой воды и легкой пищи, с возможностью сходить в туалет куда-нибудь кроме как под себя.
Увы, сегодня такого места у Натки не было, а жуткий переломный
