никто не отменял. И сейчас главная её проблема – холод. Настоящий, почти зимний холод, пробирающий уже до костей, сковывающий движения, заставляющий и без того измученное тело колотиться в мелком ознобе, а кровь в венах замедлять свой живительный бег.
Интересно, Митрий замёрз в такую же ночь? И неужели он был действительно настолько пьян, что не смог дойти несколько десятков метров до своего вагончика? Зачем снова начал пить? Что случилось?
«Потому что ты не приняла его помощь» – шепнул из пустоты чей-то вкрадчивый голос, и Натка не удивилась. Для запойного алкоголика голоса в голове – дело привычное. Что действительно напугало, так это смысл произнесённых слов. Казалось бы – бессмыслица, но оголёнными в состоянии абстяги нервами помноженными на звериную интуицию алкоголика, Натка уже знала, что это правда. Неизвестно каким образом, какими тайными перипетиями судеб, какими искривлениями времени и пространства, но эти два события: гибель Митрия и его пятьсот рублей потраченные Наткой на очередной пьяный загул – были прочно взаимосвязаны. Если бы она вчера, как он и предлагал, поехала по названному ей адресу, сейчас всё было бы иначе… Адрес!
Натка лихорадочно зашарила сначала по карманам куртки, потом джинсов, но не обнаружила сложенного вчетверо тетрадного листа, на котором (она помнила это так ясно!) каллиграфическим почерком художника были написаны название посёлка, улицы, и номер дома родителей Митрия. Опустила руки. Само по себе отсутствие клочка бумаги ещё ничего не значило, в конце концов, вчера Натка валялась по чужим подъездам и запросто могла обронить его где угодно, но успокоить себя этим не получилось. Она чувствовала – тетрадный лист не потерялся, его просто не стало, как не стало вдруг в мире и самого Митрия.
– Это же было два года назад! – вслух простонала Натка, с трудом переставляя ноги, уже превратившиеся в две ледяные негнущиеся ходули, – А я потратила деньги только вчера…
Но слова ничего не значили. Слова на самом деле вообще мало что значат, всё определяют только поступки. И сейчас она пожинает плоды своего выбора, независимо от того, понятны ей или нет его причинно-следственные связи.
Изо рта вырывался пар. Деревья, заборы, асфальт, провода – всё серебрилось ледяной изморозью, всё мерцало в свете синих прожекторов, и это было очень красиво, хоть и сулило неминуемую беду – с приходом ночи холод становился безжалостным. Идти было легче, чем позавчера, когда глаза заметала метель, и Натка пока держалась, хоть и знала, что скоро ей захочется сесть, а потом, почувствовав зловещую сонливость – и лечь. Вопрос лишь в том, успеет ли она к тому времени дойти до жилых домов?
Увы, попасть в чужой подъезд посреди ночи далеко не так просто и быстро, как днём. Придётся звонить через домофон в первую попавшуюся квартиру, просить о помощи незнакомых людей, говорить что она замерзает. Авось, кто-нибудь сжалится и откроет
