это когда ты по пьяни уснула одна, а проснулась уже с кем-то. Или проснулась одна, только голая и в засосах. Конечно, обидно, досадно, но ладно. Когда не помнишь о том, что с тобой было, легко можно сделать вид, будто ничего и не было. Потому в таких случаях она не считала себя изнасилованной, и даже соглашалась похмелиться в компании тех, кто недавно беззастенчиво пользовался её бесчувственным телом. Но ещё никогда Натку не принуждали к сексу в ясном сознании. Не хватали за волосы, не рвали одежду, не выкручивали руки, не прижимали потные ладони ко рту… И она боялась этого, тут не было разницы между нею и другими – «порядочными» женщинами.
Дверь открылась, впустив морозный сквозняк. Из уличной темноты показался Влад, но теперь это был совсем другой человек, чужой и отстранённый. Он скользнул по Натке холодным взглядом и посторонился, пропуская тех, кто следовал за ним – троих ничем не примечательных мужчин, коих на улице каждый день видишь десятки. И Натка отстранённо поразилась тому, что оказывается каждый из этих десятков может оказаться тем, кто посреди ночи охотно отправится туда, где у него появится возможность безнаказанно воспользоваться чьей-то беспомощностью.
– Ну вот, – Влад кивнул на Натку небрежно, как на неодушевлённый предмет, – Пойдёт?
Она съёжилась под тремя оценивающими взглядами, но не произнесла ни слова, ни сделала ни одного протестующего движения, покорно ждала развития событий, зная по собственному печальному опыту, что бывают ситуации, когда покорность, не важно – судьбе или тем, кто сильнее тебя – единственная разумная линия поведения.
– Бомжовка? – спросил один из мужиков не то у неё, не то у Влада.
Влад пожал плечами.
– Да вроде на вокзал собиралась, может и есть куда поехать. Слышь, убогая, ты где живёшь?
Глядя в ставшие вдруг совершенно незнакомыми глаза, Натка, как загипнотизированная, ответила:
– Постоянно нигде не живу, – и тут же зачастила, словно это могло ей чем-то помочь, – Но у меня есть друг, к которому я хотела поехать, ему одному тоже трудно! Можно я пойду?
Последние слова она произнесла шепотом и без всякой надежды, прекрасно понимая, что эта троица явилась сюда вовсе не затем, чтобы взять и просто отпустить её.
– Тощая какая, – с сомнением заметил второй мужик, – Может больная чем, долго ли протянет?
– Тощие, наоборот, крепкие! – заверил Влад, – На них пахать можно! Молодая опять же. Берёте?
– Как давно пьёшь? – на этот раз один из незнакомцев обратился прямо к Натке.
– Лет десять. Но сначала не сильно, – голос сел до хрипа, и она замолчала, не смея поднять глаза.
– Все сначала не сильно, – хмыкнул молчавший до этого третий мужик, – Рожала?
Натка отрицательно качнула головой. Зачем эти вопросы? И почему они пугают сильнее,
