замерзал, на пятнадцать суток залетал сколько, в трезвяке, в нарке, в психушке побывал. Даже на том свете по-моему… в аду точно.
– После заплыва? – с пониманием спросила Натка, сегодня в очередной раз ускользнувшая от абстяги, и поэтому не боящаяся о ней говорить.
– После него, родимого. Заплыв у меня был, насколько помню… – бородач поднял глаза к потолку, – Месяц точно. Не просыхая. Первые две недели ещё что-то помню, а потом как в тумане. Очнулся дома, вокруг кошмар творится, ну ты сама наверно знаешь? Бомжатник лучше выглядит! Помойка настоящая, пола из-под мусора не видать, воняет как в зверинце, всё разбито, поломано! И я воняю. Лежу, трясусь. Встать, чтобы до магазина дойти сил нет, да и не полезет уже ничего. Да что там – до раковины за водой сползать невмочь! Думал, всё, кончаюсь.
Натка невольно содрогнулась, вспомнив, как это бывает, и её спаситель мрачно кивнул.
– Вот-вот, так и лежу. Пот течёт, из носа течёт, даже из задницы, кажется, течёт. Ливер трясётся, во рту на вкус такая же помойка, как и вокруг, а перед глазами вспышки, пятна, тени…
– Это ночью было? – испуганно перебила Натка.
Бородач снова кивнул.
– То-то и оно. Ночью и без света.
На этот раз Натка не просто содрогнулась, а натянула одеяло до глаз. Ночь – страшное время. И насколько оно бывает страшным никогда не понять человеку ведущему трезвый образ жизни. Даже умеренно пьющему не понять. Ночь – время тёмных сил. Алкоголь тоже принадлежит к этим силам. И когда человек оказывается в плену и того и другого, вот тогда он узнаёт, что всё когда-то виденное им в фильмах ужасов – существует на самом деле. И даже хуже.
– Без света нельзя! – резко сказала Натка, будто её спасителю угрожала опасность, и он нуждался в срочном предупреждении. В другой ситуации это могло бы показаться смешным, но она слишком хорошо знала, что такое абстяга ночью, при выключенном свете. Когда отравленный этанолом, измученный бессонницей, выбитый из всех привычных биоритмов мозг может показать в темноте что угодно. Натка сама видела такое, чего ей не забыть до конца жизни и не убедить себя, как ни старайся, что это были всего лишь галлюцинации, порождённые острым абстинентным синдромом.
Похоже, бородач тоже видел.
– Я когда только очнулся, на улице ещё светло было, – заговорил он, глядя перед собой застывшим взглядом, обращённым в прошлое, – Ну, сумерки. О том чтобы встать свет зажечь и речи не было, там уже лишь бы на дыхание сил хватило. Лежу, смотрю как темнота наступает. Сначала в углах появляется, потом на середину комнаты ползёт. И тихо-тихо кругом… Я тогда в своём доме жил, на краю села, за одной из стен – пустырь до самого леса, в соседях – старики. И днём тишина всегда, а уж ночью… А тишина, сама знаешь…
Натка знала и это. Нельзя переносить абстягу в тишине. Желательно вообще не оставаться в одиночестве, но мало найдётся желающих выхаживать после запоя воняющего алкаша, который в этот
