Молодец, что взяла. А бортник где?
– С мужиками ушел лес корчевать. Мужики-то надумали пашню орать, кое-кто с житом приехал.
– Далече ли?
– Версты за две. Там не густой перелесок. За неделю управятся.
Мужики встретили своего бывшего старосту и с удивлением, и… с напряженным ожиданием. Чего-то скажет человек боярина Корзуна? Да и другое волновало: чем закончилась сеча с погаными?
Лазутка повел разговор с последнего:
– Вести мои будут неутешительны, мужики. Почитай, вся рать на Сити погибла. Сложил голову и наш князь Василько Константинович и брат его Всеволод Ярославский. В живых остался лишь Владимир Углицкий.
Мужики понурились.
– Никак крепки татары? – мрачно вопросил пожилой коренастый мужик Силуян с рыжеватой бородой.
– Не столь крепки, сколь многочисленны. Каждый наш воин бился с десятком ордынцев. Будь у нас новгородская и киевская дружины, не быть бы со щитом татарам. Бросили нас эти князья, да и не токмо они, вот и пришлось биться из последних сил.
– А что великий князь?
– На Юрии Всеволодовиче самая большая вина. Он все дружины по деревенькам распустил и сторожевой полк неудачно поставил. Ордынцы к сторожевым подкрались и всех перебили, а когда на стан великого князя напали, он токмо тогда начал дружины расставлять, но поставить полки так и не успел. Основной удар приняло на себя войско Василька Константиновича с его братьями. Князю Юрию Всеволодовичу ордынцы саблей голову отсекли. Взяли нас татары в кольцо, но кое-кому удалось прорубиться, и мне с боярином Корзуном.
– Выходит, живехонек остался наш боярин? – подал голос все тот же мужик Силуян. И непонятно было: то ли радуется оратай, то ли он огорчен.
– Был поранен, но остался жив.
– Да и у тебя на щеке отметина, – изронил один из мужиков.
– Ордынец сабелькой прогулялся. Слава Богу, вскользь.
– А что слыхать о наших Угожах? – с робкой надеждой спросил другой мужик, худосочный, с острыми, бегающими глазами.
Лазутка вздохнул.
– Нет ныне, Вахоня, ни Белогостиц, ни Угожей, ни других поселений.
Мужиков эта новость омрачила больше других. Бабы заревели, а мужики еще больше насупились: нет тяжелее известия о гибели родного очага.
Лазутка, увидев вместо своего дома черное попелище, долго не мог прийти в себя. Жалость и злость заполонили его душу. Когда думал о свирепых ордынцах, скрипел зубами. Отомстить, отомстить извергам!
Поехал к боярину Неждану Корзуну и зло бросил:
– Ты вот меня к семье отпустил, а я как увидел свой спаленный двор, так нет у меня иной думы – вновь с погаными схватиться. Поеду татар сечь, они ныне по всем уделам рыскают.
– Глупо, Лазутка. Один в поле не воин. Ну, как богатырь, срубишь несколько голов и сам ляжешь. Велик ли прок?
– Так как же быть, Неждан Иваныч, как быть? – сжимая рукоять меча, горячо спросил Лазутка.
– Как?
