ты разве не можешь нас взять? – спросила Селендра. – Мы никогда не видели Ириет, но мы бы могли прекрасно ухаживать за твоим домом, как мы ухаживали за отцовским.
Эйван не смог скрыть дрожи, пробежавшей по его крыльям.
– У меня недостаточно места для вас, – сказал он вполне искренне, думая о своем городском убежище. – А Ириет – неподходящее место для девушек, если только их не сопровождают или их имена хорошо известны. Я бы не смог защитить вас в столице – не больше, чем здесь. Рано или поздно вы бы стали чьим-нибудь ужином, если не хуже. С Пенном и Берендой вы будете в безопасности.
– В безопасности, но в разлуке, – сказала Эйнар таким тоном, что брату стало ясно, что для нее это настоящая трагедия. – Ты же знаешь, что Селендра такая порывистая, а я такая вдумчивая, что если нас разделить, то неизвестно, что она сделает, и ясно, что я никогда не сделаю ничего.
– И Беренда меня не любит, – сказала Селендра.
– Ну, что ж, Сел, тогда ты поезжай к Пенну, – сказал Эйван таким ровным тоном, на какой только был способен.
– Мы совсем не знаем жену Пенна, – сказала Селендра.
– Да, но у них уже двое отпрысков, так что она будет рада любой помощи с ними. Ты ведь в гораздо лучшем положении, чем могла быть любая другая девушка.
– Как это? – спросила Селендра.
Эйван знал об этом настолько больше, чем хотел бы, чтобы сестры когда-либо узнали, что просто медленно покачал головой и предостерегающе покрутил глазами.
– Мне кажется, что, если бы мы были вместе, я бы вынесла что угодно, – сказала Эйнар, и голос ее сорвался в рыдание посредине фразы.
– Ты довольно скоро выйдешь замуж, – сказал Эйван. – Мне кажется, что Даверак что-то говорил о тебе и о ком-то из его друзей.
Эйнар слегка просияла при мысли о Лондавере, друге ее зятя, но не перестала цепляться за сестру.
И теперь, когда в обеих пещерах воцарилось молчание, Пенн провозгласил из нижней пещеры, что Бон Агорнин отправился в последний путь в темноту.
4. Некоторое неприличие в нижней пещере
Бон Агорнин и его зять не всегда идеально понимали друг друга. Сиятельного Даверака уведомили и даже осведомили о распределении сокровища тестя. Но ничего не было сказано о распределении его тела. Это не было оплошностью ни со стороны Даверака, ни со стороны Бона, поскольку каждый полагал дело очевидным: Бон, что тело должно распределяться по тем же правилам, что и сокровище, а Даверак – что тело будет поделено поровну между членами семьи. Именно поэтому он предположил, что печень достанется бедному малышу Ламераку. Для Бона, поскольку он начал серьезно расти при обстоятельствах, о которых он поведал Пенну, его тело было частью его сокровища, частью того вспомоществования, что он передавал своим детям. Для Сиятельного же тело дракона существовало отдельно от драконьего золота, и вера эта была настолько сильна в нем, что едва ли нуждалась в объявлении.
Когда пришел зов
