Даверак фактически рассмеялся, откусывая очередной кусок, поскольку искренне верил в то, что говорил, и полагал, что Пенн несет вздор.
– Стоп, остановись прямо сейчас, – сказал Пенн, пытаясь встать между шурином и телом отца. – Ты получил уже больше, чем мы договорились. Положи эту ногу.
– Вздор, – сказал Сиятельный Даверак. – Если ты решил не брать свою долю, это твое дело, а я возьму долю сына и лорда, а еще возьмут Беренда и дети.
Выбор у Пенна был невелик. Если бы он даже имел право драться, Сиятельный Даверак был на полных десять футов длиннее его, хотя оба они еще не доросли до дыхания огнем. Даверак был землевладельцем и старательно выполнял свои обязательства, когда дело касалось поглощения избытка драгонетов, слабаков и в целом перенаселенности его земель. Это бы не остановило Пенна в тот момент, если бы не тот факт, что он был преподобным священником с иммунитетом, и крылья его были связаны. Он не мог ни драться, ни вызвать на драку без того, чтобы не оставить служение.
– Остановись, во имя Церкви, или будешь наказан, – сказал он вследствие всех упомянутых трудностей.
Сиятельный Даверак и в самом деле остановился, разинув пасть. Затем он повернулся к дверному проему, в котором ожидал Преподобный Фрелт, не пропуская ничего из этой сцены. Сиятельный Даверак не очень-то рассчитывал на Фрелта после разговора в гостиной, но все же призвал его в качестве нейтрального свидетеля.
– Он что, действительно может это сделать? – вопросил Сиятельный Даверак.
– Да, скажи ему, – выговорил Пенн, вращая глазами с такой скоростью, что у Фрелта кружилась голова.
Фрелт перевел взгляд с разъяренного священника на сердитого Сиятельного лорда и слегка приосанился крыльями. Он был не священником Сиятельного Лорда, а священником целого прихода Андертор, обширной области, охватывавшей шесть владений, одним из которых был Агорнин. Это давало ему, в числе прочего, независимость и раздутое чувство собственной значимости. Он съедал свою долю священника – глаза каждого умершего и нежизнеспособного в приходе Андертор в течение пятидесяти лет, и делал это, не вызывая гнева у титулованных, которым служил, если не считать Бона Агорнина, на дочери которого Фрелт вздумал жениться. Теперь враг его лежал мертвый, и к нему взывали обе стороны.
– Традиция на стороне Сиятельного Даверака, – сказал Фрелт.
Пенн опустил крылья, признавая это.
– Но мы говорим не о традиции, а о воле моего отца, – сказал он.
– Выраженной каким образом? – спросил Фрелт.
– В письменном виде – мне, а также лично и устно мне, Эйвану и Сиятельному Давераку, когда отец только начал сдавать. А также мне лично сегодня в этой комнате. Беренда, я и Сиятельный Даверак, муж Беренды, – мы трое, все хорошо устроенные, должны взять только по одному кусочку и оставить все прочее нашим брату и сестрам, которые в этом более нуждаются.
– Он писал и говорил только
