высказал свою точку зрения Коротенький Ленивец, усаживаясь на застеленную листьями траву.
– Штиль! Чтоб его! – поддержал мужика предводитель дворянства, плюхаясь рядом и бросив обглоданную кость собакам.
– Ну и хрен с ним! – по-военному чётко подошёл к вопросу Егорша, опираясь на берданку. – Я знаю, в какой стороне речушка. Оттуда этот нехристь и притащится пожрать, – повёл за собой избранных.
– Бить вепря надо шагов с сорока, – учил коллег Николай Иванович. – Ближе подпускать – себе дороже выйдет. Я, например, в отличие от Егорши, плохо по деревьям лазаю.
– С сорока промажешь, – стал полемизировать брат. – До тридцати следует подпускать.
– Ага! Успею, по-твоему, за землемером сбегать, чтоб расстояние от меня до кабана вымерил, – съехидничал Николай Иванович и замолчал, с опаской прислушиваясь к какому-то треску. – Идёт, кажись, вражина! – прикинул, далеко ли до обхватистого дерева.
– Да не-е, показалось, – успокоил его брат. – Ребята, не стреляйте по кабану в «штык», а лучше пропустите и пальните в бок или в угон по хребту.
Солнцу надоело ждать, когда охотники распределятся по номерам, и оно, цепляясь за ветви деревьев, спряталось в лесной чащобе.
– Вон оттуда зверь пойдёт, – указал пальцем направление Егорша. – Видите, корни подрыты. Тут кормится. Я на дерево залезу, чтоб оттуда скотиняку высматривать, а вы, ваши благородия, распределитесь – кто, где, караулить ворога станет.
Аким выбрал место у невысокой берёзы и зорко всматривался в близлежащие деревья, маленькие ёлочки и кустарник, которые быстро окутывал сумрак.
Луна слабо освещала затихший лес, и, наконец, подул лёгкий ветерок – видно надоело таиться от охотников в укромных местах и неглубоком овражке. Вот оттуда, треща сухими ветками, шелестя пожухлой листвой и утробно хрюкая, неожиданно появился секач.
Остановившись, несколько раз глубоко и громко вдохнул воздух, и не спеша пошёл в сторону замерших за лапником ели братьев.
Глаза Акима привыкли к темноте и он ясно видел огромный квадрат вепря, напролом перевшего сквозь кустарник и мелкий березняк. В прогалине между деревьями мелькнула его горбатая высокая холка и скрылась за кустарником.
Кожей лица он почувствовал дуновение ветерка и принесённую им ночную сырость из овражка: «Чёрт-дьявол! Далеко для выстрела. И как бы в кого-нибудь из братьев или отца не попасть», – замерев, сжимал винчестер.
Затем, пригнувшись и контролируя каждый шаг, опуская ногу у корня травы, словно в охотничьей вылазке на войне, стал продвигаться в сторону ясно доносившегося чавканья и негромкого похрюкивания: «Картошку жрёт», – всматриваясь в темноту, замер за густой порослью высохшей крапивы, чтоб оглядеться и успокоить стук сердца.
Секач, как ему показалось, переместился куда-то в сторону: «Жжётся ещё», – случайно коснулся рукой крапивы и медленно распрямился – полусогнутые ноги затекли от напряжения.
Через
