же эти припадки?
– Этим я тоже займусь. – Он бросил на меня колючий взгляд, полный неприкрытой злобы – и, как я был убежден, некоторой доли страха.
Бонита шмыгнула носом и утерлась рукавом.
– Я не понимаю, с чего ей вдруг просыпаться и звать папу! Этот гаденыш и пальцем для нее не пошевелил, даже сраного цента не дал на ее содержание! Никогда он ее не любил! С чего она плачет по нему, доктор Тоул? – Она подняла на него глаза, словно послушница, взывающая к настоятелю.
– Тише-тише…
– Он совершенно ненормальный, этот Ронни Ли! Вот только посмотрите! – Женщина сорвала с головы косынку, встряхнула рассыпавшимися по плечам волосами и нагнула голову, показывая макушку. Продолжая хныкать, разделила пряди волос в центре головы. – Посмотрите на это!
Выглядело это жутко. Толстый мокнущий шрам размером с жирного червя. Словно этот червь ввинтился ей под скальп и устроился там. Кожа вокруг него была синевато-багровой и бугристой – результат небрежной работы хирурга – и совершенно лишенной волос.
– Теперь поняли, почему я это прикрываю? – вскричала Бонита. – Это он мне сделал! Цепью! Ронни Ли Куинн! – Она словно выплюнула это имя. – Чокнутый злобный ублюдок! Так вот этого «папочку-папочку» она звала? Эту мразь!..
– Тиши-тише, – все повторял Тоул. Он повернулся к нам. – Вы, джентльмены, еще желаете что-либо обсудить с миссис Куинн?
– Нет, доктор, – ответил Майло и повернулся уходить. Ухватил меня за локоть, увлекая за собой.
Но я еще не все высказал.
– Объясните ей, доктор. Объясните, что это не припадки. Что это просто ночные кошмары и что они пройдут сами собой, если ее не волновать. Объясните ей, что не надо давать ей ни фенобарбитал, ни дилантин, ни тофранил!
Тоул продолжал похлопывать ее по плечу.
– Спасибо за профессиональное мнение, доктор. Я управлюсь с этим случаем как сочту нужным.
Я стоял как вкопанный.
– Да пошли же, Алекс!
Майло отпустил меня только за дверью.
Парковка жилого комплекса была забита «Мерседесами», «Порше», «Альфа-Ромео» и «Датсун Зетами». «Фиат» Майло, припаркованный прямо перед пожарным гидрантом, смотрелся здесь столь же уместно, как калека на легкоатлетических соревнованиях. Мы сели в него, мрачные как тучи.
– Ну и каша заварилась, – произнес детектив.
– Ублюдок!
– Мне на миг показалось, что ты вот-вот ему врежешь. – Он хихикнул.
– Жутко хотелось… Сволочь!
– Все выглядело так, будто он тебя подначивает. Я-то думал, что вы, ребята, поладите…
– На его условиях. Пока мы вели с ним интеллектуальные беседы, так были одного поля ягоды, дружки неразлейвода. А вот когда все стало разваливаться, ему срочно понадобилось найти козла отпущения. Он – эгоманьяк. Доктор всемогущ! Доктор может все исправить! Ты видел, как она поклонялась ему, долбаному Большому Белому
