вопроса волновали меня: как и зачем.
– Генрих решил, что мы должны побывать у тебя в гостях, – как бы угадывая мои мысли, сообщила Ксения. – А уж если Генрих решает кого-то или что-то найти, то обязательно найдёт. Привет!
Генрих пожал мою руку.
– Случайная встреча – самая неслучайная вещь на свете, – сказал он с улыбкой. – Впустишь нас?
– Конечно, но… вот…
Я растерянно посторонился, и они вошли.
– Так вот, значит, где ты живёшь? – оглядывая мою захудалую комнатку, добродушно бросила мне Ксения, а Генриху вполголоса заметила: – Слушай, Генрих, это просто прекрасно. Как ты и говорил.
– И всё-таки как вы меня нашли? – наконец нашёлся я.
– Силой мысли, – коротко ответил Генрих, помогая снять шубу Ксении. – Давай все вопросы чуть позже.
– Не переживай, у тебя будет достаточно времени, чтобы узнать всё, что ты хочешь, – пояснила Ксения, одарив меня своим очаровательным взглядом.
Но я всё равно ничего не понял. Они же довольно быстро, словно были у меня сто раз, освоились – разделись, убрали свои вещи, накрыли на стол. Притом делали всё это настолько просто и буднично, точно друзья, самые близкие друзья. Мне было приятно такое чувство – чувство обычной и естественной человеческой близости. Признаться, оно меня не баловало, ведь я вот уже пятый год жил один, родители были далеко отсюда, а настоящих друзей у меня как-то не завелось.
Генрих открыл форточку и закурил в неё свою дорогую сигару, а Ксения, присев за стол, пригласила меня:
– Иван, иди ужинать. Кстати, можно я буду называть тебя чуть иначе? Например, Ян. Это так по-январски, ведь правда?
– Хорошо, пусть будет Ян… – смущённо промямлил я.
– Тебе неловко, что мы пришли? – серьёзно спросила она, глядя мне в глаза.
Боже, как же красивы были её глаза – глубокие, тёмные, жгучие глаза. Я не смог долго смотреть в них: точно ослеп и зажмурился. Да так, что выступили слёзы. Предательски крупные, немужские слёзы – какие не спрячешь.
– Что с тобой? – услышал я её встревоженный голос, ничего не видя перед собой.
Но и сказать я тоже ничего не мог: в горле немым комом встало что-то тяжёлое и такое неповоротливое, что никак его не убрать, не сдвинуть с места.
– Ну что ты пристала? Дай человеку прийти в себя, – спас меня Генрих. – Иногда бывает так радостно, что аж до слёз. Сейчас, я думаю, как раз такой случай. Верно, Иван?
Я охотно кивнул головой и сел за стол.
На столе стояла бутылка вина – по-видимому, жутко дорогого, с французским названием, что-то вроде «Le mystère de la Vie», во французском не силён, потому точно уже не помню – и вокруг неё закуска в одноразовой пластмассовой посуде: салаты, бутерброды, фрукты.
Генрих открыл вино и спросил:
– Есть бокалы? Штопор я у тебя нашёл, а вот бокалы…
