же мне остаётся теперь? Да ничего. Канава.
Я допил и, разложив диванчик на кухне, заснул.
Одни считают, что алкоголик это тот, кто пьёт каждый день. Другие – что тот, кто если начнёт пить, то не может остановиться и пьёт до усрачки. Я же считаю, что алкоголик – это кто прикипел к алкоголю душой, это когда уже нет в жизни ничего более интересного, чем алкоголь.
На следующий день я пошёл опохмеляться в кафе «Мартиника», это в центре города, на той самой пешеходной улочке недалеко от набережной – там всегда собирался всякий творческий сброд вроде меня.
Пропустив пару кружек пива, вышел перекурить на воздух и снова увидел того негра. Он, как и вчера, играл на саксофоне. Раскачивался, хрипел грустью, рвал душу. Но возле него никого уже не было – наш народец такой: падкий на небывалое, а на бывалое не падкий. Насмотрелись и забыли.
Я подошёл и положил в его футляр от саксофона пятьсот рублей.
Он кивнул мне с благодарностью и продолжил играть, но видя, что я не собираюсь уходить, сделал паузу.
– Что, брат, всё бомжуешь? – спросил я.
– Да, брат, – усмехнулся он. – Застрял я у вас.
– Пойдём, угощу тебя пивом. Всё равно ничего не заработаешь.
Уговаривать его не пришлось. Он спокойно и послушно положил в футляр свой саксофон, и через пять минут мы сидели в «Мартинике».
– А чего в Питер не уедешь? – осведомился я. – Денег нет?
На его лице опять пробежала белозубая усмешка.
– Нет. Но в Питер я не хочу. Я хочу проехать через всю Россию, до Владивостока, а потом обратно.
– Зачем?
– Не знаю, просто хочу.
– Чудак ты. Как зовут тебя, кстати? Меня Виктор.
Принесли пиво и гренки. Он с удовольствием присосался к кружке с пивом, а потом с ещё большим удовольствием принялся за горячую, только что с огня, пахнущую чесноком закуску, промычал набитым ртом:
– Марсель.
– Имя-то нерусское у тебя. Отец назвал?
– Нет, мама. В честь отца. Так отца звали.
– Куда же он у вас делся?
– Не знаю. Уехал куда-то.
– А мама в Питере живёт?
– Мама умерла полгода назад.
Меня вдруг поразила догадка – и жалко стало парня.
– И ты эти полгода путешествуешь, да?
– Да, – ответил он, впервые без улыбки, а прямо, серьёзно взглянув мне в глаза.
– Ну, за твоё здоровье, Марсель, – я поднял свою кружку и легонько ударил ею об его кружку. – Ешь, пей, не стесняйся, сейчас ещё возьмём.
В итоге засиделись до закрытия. Выпили крепко, но всё равно было мало. И я приволок его к себе домой – у меня дома выпивка всегда имелась. А дальше ничего не помню. Утром проснулся на своём диванчике на кухне, башка болит, на столе недопитое бухло и срач страшный.
Рядом сидела Марина, она смотрела на меня – не то с укором,
