терраса и неотапливаемый чердак, где хранились старые вещи, которые было жалко выкинуть; по осени, до самых холодов, сушился рассыпанный бесконечным множеством простых чисел (проходили недавно на алгебре) репчатый лук и было припрятано… Кое-что еще, о чем Полина Ивановна даже не догадывалась. Интересно, что бы она сказала, если бы узнала?.. Еще при доме были погреб и сарай, где раньше, когда дедушка был жив, а бабушка – моложе, держали поросенка и козу. Ну и сразу за огородом баня с потемневшими стенами и потолком. Целое хозяйство.
Доев картошку, Тим заварил себе чай из уже один раз использованного пакетика. Он пил несладкий чай с куском засохшего колючего батона, политым «комариным», как его называла Полина Ивановна, черничным вареньем, и поглядывал, как бабушка одевается.
На улице стоял мороз, и ее сборы казались Тиму манипуляциями космонавта со скафандром перед выходом в открытый космос. Повязанный на груди пуховый платок. Второй такой же – вокруг поясницы. На голову – кем-то привезенная из Финляндии вязаная шапка с ушами. На ноги – уже дважды клеенные Тимом дутые сапоги-«луноходы». И коричневое пальто с воротником из искусственного меха, которое бабушка носила, сколько Тим себя помнил. Одежда, пережившая разом страну, для граждан которой ее придумывали, и фабрики, на которых ее шили. Но, как оказалось, не моду. Сейчас в этих пальто – не прямо в таких, но чем-то похожих – ходили девушки, которых показывали по телевизору и чьи фотографии печатали в девчоночьих журналах. Называлось это непонятным, но вкусным, как эклер (сейчас бы один такой к чаю!), словом «винтаж». На девушках эти нелепо, в общем-то, скроенные вещи смотрелись эффектно и броско. Модно. А вот бабушку ее пальто старило еще больше и словно притягивало к земле. Заставляло выглядеть жалкой и социально (Тим только этой осенью на уроках истории узнал, что означает это слово) незащищенной пенсионеркой, едва сводящей концы с концами, каковой она, собственно, и являлась. В такие моменты у мальчика начинало щекотать в горле, а сам он чувствовал себя Буратино, мечтающим выучиться и подарить Папе Карло тысячу новых курток. Впрочем, он знал бабушку не хуже, чем она его. Не купила бы она себе ни новую куртку, ни пальто. Усмехнулась бы и сказала: «К чему мне наряды? Отнаря́дилась уже. Помирать скоро».
– Тима, я на рынок и до «Карусели» дойду. На свинину скидки там, говорят. Посмотрю, может, мяса куплю, а то вон, совсем отощал ты у меня, – произнесла Полина Ивановна, наконец собравшись и встав перед дверью в сени. – А ты баллон с газом поменяй, хорошо? Этот почти кончился. И за уроки принимайся, нечего ночи ждать…
После ее ухода Тим включил чихающую колонку, чтобы вымыть за собой посуду, но закончить не успел. Видимо, баллон опустел окончательно. Синий огонек газа в колонке затрепетал и сник, ополаскивать тарелку и кружку пришлось в ледяной воде, от которой в одну секунду заломило руки.
Накинув старый, на два размера больше, чем нужно, и поэтому слишком длинный военный бушлат, Тим выскочил на улицу. Ключом отвинтил гайку и подключил шланг
