Мужик за рулем расплылся в улыбке и жестом показал, что не возражает против присутствия этой дамы в своем салоне. Мила сделала вывод, что он явно юродивый и почтет за честь, если она сейчас побьет ему стекла, проколет шины и в довершение вырвет бороду с корнем. Мила пожелала ему всех чертей в помощь, крикнула, что если он сейчас не уберет свой зад, она его просто расплющит, и вернулась в машину.
Резко выкрутив руль вправо, она окунула колеса своей «девочки» в грязную жижу по самое «не хочу!» и пошла на обход длиннющего хвоста застрявших в пробке автомобилей. Бородатый шофер «Фольсвагена» проводил ее испуганно-восхищенным взглядом – в любой момент навстречу могла появиться встречная машина…
А на выезде из Химок на Ленинградском шоссе уже «поцеловались» фура с «Окой». И пока их водители ждали ГАИ-шников, угрожающе помахивая перед носом друг друга монтировками, десятки машин торчали в пробках в ожидании, пока этих двух козлов растащат на обочины.
– Купят права, а ты из-за них страдай! Поубивала бы…, – Мила в сердцах ударила кулачком по клаксону. «Бэшка» неудобоваримо огрызнулась и, подпрыгнув на месте, понеслась дальше. До следующей пробки.
В таком ритме Мила добиралась до работы каждое утро и к великому изумлению охранников никогда не опаздывала. А самые языкатые из сотрудников вообще считали, что Мила ночует в издательстве, что у нее нет никакой личной жизни и что она вообще в свои «бабаягодные» годы фригидная климактерическая стервь.
Мила знала, что коллеги ее не любят. «Завидуют!» – объясняла она себе это обстоятельство. И ведь было, чему. Во-первых, Мила была натуральная блондинка, что модно во все времена, а нынче особенно. У нее никогда не прорастали на макушке мерзкие черные корни, и она всегда с высокомерной усмешкой провожала взглядом блондинок обесцвеченных – не удостоившихся небесной или генетической чести иметь статус белокурой. Мила гордилась своими шикарными белыми, с легкой позолотой волосами, носила прическу каре и горевала о времени, когда заплетала свои чудные волосы в толстенную косу. Причина изменения прически была в возрасте: каждый день рисовал на лице новые морщинки, а кожа все больше обвисала на щеках. Скрыть это безобразие помогала именно прическа каре и частое мотание головой, что не давало собеседнику концентрировать внимание на изъянах лица. Но коса шла Людмиле больше.
За змеевидное поведение этого произведения искусства ее в детстве так и звали Змеей. Метровая косища плавно струилась по спине, когда юная Мила бывала в благостном расположении духа, или внезапно выскакивала из-за спины, ударяя по ушам недругов, если Мила злилась и резко забрасывала косу через плечо. Примерно так вел себя и Людкин язык.
– Вот, если бы тебе жало вырвать, и превратить тебя из злобной кобры в беззащитного ужа, я бы, может, и поверил, что ты способна любить в принципе, – сказал ей на выпускном вечере одноклассник Вовка, которому Мила сама предложила,
