переносились через океан в царство чернильно-черных куполов и минаретов. Ковер будто читал мои мысли: устремляясь вниз, летел по узким улочкам огромного спящего города. Я видел запертые на ночь чайные, затаившихся воров, стражу у дворца правителя… Ковер забирал влево, перелетал через парапет, и вот мы уже зависали над дворцовыми палатами. За покоями правителя высилась четырехстенная башня: выложенные камнем стены покрывал мох. Дверь в башню была заперта на засов, по обе стороны стояли часовые. А в самой башне томилась та самая девушка, которую я видел на празднестве. Она с грустью глядела на тлеющие угли.
Зохра сказала, что без сомнений сон вещий, и что ее подруга Сукайна сможет его истолковать. Подруга жила за пекарней в соседнем квартале Хай Хассани и умела разобраться в потемках чужой души. После недели бессонных ночей мне следовало прибегнуть к ее помощи, но в ушах стоял голос доктора Мехди: берберы ищут свою притчу.
В пятницу утром я вышел из дома и увидел, как сторожа суетятся возле входной двери. За ночь вся ее поверхность покрылась знаками и цифрами. На этот раз их было больше. Они были начертаны белым мелом, за исключением одного-единственного слова – оно было розовым. Значки арабской вязи складывались в слово «мут» – «смерть».
Осман, Хамза и Медведь выстроились в ряд. И заявили: снова необходим мед, и как можно быстрее.
– Ну, уж нет, с меня хватит, – сказал я.
– Но джинны вернулись, – настаивал Хамза. – Если сидеть сложа руки, будет только хуже.
Растолкав сторожей, вперед протиснулась Зохра и с суровым видом принялась вторить Хамзе:
– Он прав, уж поверьте мне. Я знаю, что говорю.
Доктор Мехди умел обрывать рассказ на самом интересном месте. Он знал, что я проглочу наживку и в следующую пятницу приду снова. Всю неделю я только и думал, что о его словах. В них чувствовалась поэзия, они притягивали. В тот день я шел по улочкам быстрым шагом – мне не терпелось попасть в кофейню. Кивая завсегдатаям, я сел за свой столик; официант с увечными руками поставил передо мной пепельницу и чашку черного кофе.
Спустя примерно час вошел доктор. Он выглядел задумчивым, будто что-то прикидывал в уме.
– Вы ведь размышляли над моими словами, правда?
– Они у меня из головы не шли, – признался я. – Прямо мозги набекрень.
Доктор ненадолго замолчал, потом продолжил:
– Берберы считают, что каждый рождается со своей притчей в сердце. Она-то его и бережет. – Доктор Мехди скинул капюшон джеллабы и отпил из чашки. – Человек может заниматься чем угодно, главное, чтобы он при этом не переставал во всем искать свою притчу.
– Но как узнать, что вот она, эта самая притча?
Доктор улыбнулся.
– Вы ведь никогда не видели свои легкие, правда? – с этими словами доктор приложил руку к груди. – Но уверен, вы не станете отрицать: они там, внутри.
Вошел Хаким, друг доктора, и тот замолчал. Пока они обменивались приветствиями, я размышлял над тем, что он хотел
