тут в келью настоятеля вошли помощник, казначей и келарь в сопровождении других монахов. Все они заговорили разом:
– Этот дикий кот опять сегодня напился до безобразия. Он свалил беседку на горе и разбил статуи богов-хранителей у ворот! Что же мы будем теперь делать?
– Еще в древности говорили, – отвечал им настоятель, – «даже Сын Неба снисходительно относится к пьяным». Что же остается делать нам, старым монахам? Он уничтожил статуи богов-хранителей, а мы попросим его поручителя, господина Чжао, поставить новые. Он поломал беседку, мы опять же попросим Чжао исправить ее. Все это он, конечно, сделает…
– Статуи богов охраняют монастырь, как же можно их заменять? – возразили монахи.
– Это еще полбеды, что он разрушил стоявшие у ворот статуи богов-хранителей, – продолжал настоятель. – Даже если бы он разбил все статуи Будды в храме, и то ничего нельзя было бы сделать! Опасно доводить его до буйства. Вы же сами видели, как он свирепствовал в прошлый раз!
– Ну и настоятель у нас, – ворчали монахи, покидая его покои. – Глуп, как пень. Привратники, – приказали они, – не смейте открывать ворота и все время наблюдайте за тем, что он там вытворяет.
Между тем Лу Чжи-шэнь разошелся вовсю.
– Эй вы, падаль, лысые ослы! – кричал он. – Если вы сейчас же не впустите меня в монастырь, я разведу костер и сожгу ваше чертово логово.
Услышав это, монахи сказали привратникам:
– Откройте засов! Пусть эта скотина войдет. А то он и в самом деле еще что-нибудь натворит.
Привратники неслышно подкрались к воротам, потихоньку отодвинули засов и мгновенно скрылись в помещении. Попрятались и остальные монахи.
В этот момент Лу Чжи-шэнь напряг все свои силы и обеими руками приналег на ворота. Неожиданно ворота распахнулись, и он с шумом влетел во двор и упал. Вскочив на ноги, он испуганно ощупал свою голову, а потом бросился в храм, где сидели монахи, погрузившиеся в самосозерцание. Когда Чжи-шэнь рванул дверную занавеску и ввалился к ним, они замерли в страхе и еще ниже склонили головы.
Чжи-шэнь подошел к первой попавшейся скамье, и тут его начало рвать. Монахи зажали носы и только бормотали: «Небо милостивое! Небо милостивое!»
Облегчившись, Чжи-шэнь взгромоздился на скамью, сдернул с себя пояс и с треском разорвал на себе одежду. Тут он заметил выпавшую из-за пазухи собачью ногу.
– Вот и хорошо, я как раз проголодался!
Разломив кость, он принялся есть.
Увидев это, монахи в ужасе прикрыли лицо рукавами и отошли подальше от Чжи-шэня. Заметив это, Чжи-шэнь оторвал кусок собачатины и, подойдя к стоящему неподалеку монаху, предложил:
– А ну, полакомься и ты!
Испуганный монах еще плотнее закрыл лицо рукавами одежды.
– А, ты не хочешь есть? – вскричал Чжи-шэнь и, повернувшись, сунул собачатину в рот монаху, сидевшему рядом. Тот не успел отстраниться и упал со скамьи. Тогда Чжи-шэнь схватил его за ухо и стал насильно
