добавил для густоты каплю масла, а также золу, сало и чуть-чуть квасцов. Конечно, сначала я испробовал полученную смесь на другом пергаменте.
– Конечно, – повторил граф.
– Я сразу почувствовал, что перо легко скользит по поверхности. Буквы получались тонкие, блестящие, гладкие, словно кожа девушки, и черные, словно агат. Однако, когда я взялся за основной пергамент, написанный унциальными22 буквами, случилось несчастье.
– Несчастье? О чем вы говорите?
– В соответствии с важностью документа буквы требуют тщательной обработки, края их должны быть очень ровными и четкими, и делать это нужно до того, как будет нанесен последний слой талька, или подсушивающего порошка.
– Ради всего святого, перестаньте поучать меня и объясните, что произошло!
Горгиас нахмурился. Придется солгать, чтобы объяснить отсутствие документа.
– Мне очень жаль, не знаю, можно ли простить подобную глупость. Я совсем не спал и забыл, что несколько дней назад уже использовал тальк. Из-за него пергамент стал непромокаемым, и когда я начал подправлять заглавные буквы…
– Что же, что?
– Все было испорчено, вся работа пошла к черту, будь она проклята!
– Пресвятой Боже! Но вы ведь говорили, что справились с трудностями, – сказал Уилфред, пытаясь приподняться.
– Я был так доволен, что не обратил внимания на тальк, – продолжал сочинять Горгиас. – Из-за него пергамент перестал впитывать чернила, и они растеклись по всей рукописи.
– Не может быть, – недоверчиво произнес граф. – А палимпсест? Вы не подготовили палимпсест?
– Я мог попытаться, но если бы я начал скоблить кожу, остались бы отметины, а в подобных манускриптах это недопустимо.
– Покажите мне документ. Ну, чего вы ждете? Покажите! – закричал граф.
Горгиас нарочито неуклюже вытащил измятый кусок кожи и протянул Уилфреду, но взять не дал: вместо этого он отступил на несколько шагов и порвал кожу на мелкие клочки. Увидев это, Уилфред взвился, будто его подожгли изнутри:
– Вы что, с ума сошли?
– Вижу, вы все еще не поняли, – в отчаянии вскричал Горгиас. – Документ пропал, неужели не ясно? Пропал!
Уилфред издал какой-то гортанный звук, и лицо его исказилось от ярости. Он пытался с постели дотянуться до валявшихся на ковре обрывков пергамента, но потерял равновесие и, если бы не Горгиас, свалился бы на пол.
– Думаете, если у меня нет ног, я тоже ни на что не гожусь, как и вы? Уберите от меня свои лапы, проклятый бездарь! – зарычал он.
– Успокойтесь, ваше сиятельство. Этот документ пропал, но я уже начал работать над новым.
– Над новым, говорите? И что вы предпримете на этот раз? Положите в пасть собаке или сварите и потом разрежете ножом?
– Умоляю вас, ваше сиятельство, успокойтесь. Если нужно, я буду работать день и ночь, и в скором времени у вас будет этот документ, клянусь.
– А
В унциальном, или маюскульном письме все буквы одинаковой высоты, поставлены обособленно, словно размещаются между двух мысленных линеек. Слова унциального текста не разделены, надстрочные знаки отсутствуют.
