потом закажем дерева и построим людям жильё. С печками, тюфяками и нарами, зима уже не за горами.
Начали обсуждать это, а тут и Брюнхвальд пожаловал, Волков и его пригласил за стол. Рад ему был. И стали военные люди говорить о делах. Потом пришёл отец Семион, тоже сел за стол. И Рене пришёл, и Ёган, и брат Ипполит. И его, и Сыча – всех Волков звал за стол, всем находилось место и кусок хлеба с вином. Уже вечером, когда совсем стемнело, когда люди за столом были сыты, разгорячены вином и пивом, пришёл и последний из его людей – приехал с охоты Бертье. Он вонял лошадьми и кровью и хвастался, что убил за день двух волчиц. Ему наливали полные стаканы и поздравляли. Потом пришла и жена Брюнхвальда, всё ещё не дурна собой, хоть и заметно располнела.
И тут кавалер вдруг заметил, что все эти люди выглядят счастливыми. И Брюнхвальд, который уже закончил строить сыроварню для жены, и теперь сидел, держал её руку в своей руке, и Рене, всё улучшавший свой дом и говоривший о стёклах и рамах, и Бертье, пропадавший целыми днями на охоте. Да и все остальные. Даже приехавший с Волковым отец Семион, и тот уже готовился завтра ехать в Мален для утверждения на приход. Все они жили своей жизнью и были этой жизнью, кажется, довольны. Никто не спросил у него, зачем он привёл столько людей с собой. Никто не хотел знать, что он замышляет. Нет. Все они ели и пили, болтали и смеялись. А он собрал их для того, чтобы сказать им, что скоро будет у них дело. И не какие-то сыроварни, стёкла в окна и охоты с собаками, а настоящее дело, которым они занимались всю свою сознательную жизнь, и просит об этом деле сам архиепископ Ланна. Нет, ничего такого говорить ему теперь не хотелось.
В кавалера и в самого стала проникать эта теплота благодушия и мира, что исходила от всех этих людей. Особенно, когда он видел свою красавицу рядом с собой. Она стояла или сидела рядом, и обида за бросовый лен, что ему жаловал герцог, была уже не так остра. Она смеялась, прикрывая рот, чтобы не показывать отсутствие зуба, и желание пограбить, награбить денег утихало. И дорогущий замок, что прибавлял любому человеку небывало высокий статус, вроде как, не так уже и нужен, когда эта женщина невзначай касается его. Живут же другие без замков. Всё его боевое настроение таяло. Он, конечно, ещё спросил у Брюнхвальда:
– Карл, а как ваши люди, коли надобность будет, возьмутся за железо?
– За вас или для вас – непременно. – Коротко ответил Брюнхвальд и снова продолжил свой глупый рассказ о том, как его жена прекрасно делает сыр.
– Рене, а как ваши люди? – Спросил Волков.
– Очень плохо, – отвечал, чуть подумав, ротмистр, – рожь у них не взялась. Живут на молоке да кабанах, что бьёт им Бертье. Вас благодарят за горох и просо, просят ещё им купить. В общем, живут в безденежье.
– Обязательно куплю, – обещал Волков. – И проса, и бобов, и гороха, и муки. Так они готовы в случае надобности взяться за дело?
– Так, а что же им ещё делать, не всем нравится глину копать да кирпичи с черепицей жечь.
– Не далее, как два дня тому назад, люди спрашивали меня, нет ли где поблизости какой
