по-государственному? Как иметь дело с таким государством?! С таким государством можно иметь дело, только когда жетоны в метро покупаешь! И то – продавать эти жетоны будут Филины, которых никто никогда не уволит, так как это будет вмешательством в личную жизнь…»
На Штукина волнами накатывалась какая-то холодная, безнадежная, звериная тоска. В какой-то момент ему вдруг, действительно, в буквальном смысле захотелось завыть – по-волчьи, в голос – и он даже испугался этого желания. Испугался настолько, что достал из буфета початую бутылку виски и хлобыстнул полстакана залпом, а закусил лишь сигаретным дымом.
Давно Валере не было так плохо. И пожалуй, никогда он так остро не чувствовал, не ощущал физически своего одиночества. Не было вокруг никого, с кем бы он мог поделиться всеми своими мыслями, кому бы он мог до конца излить душу, рассказать о своих сомнениях и переживаниях. Для Штукина мир распался на три неравномерные части. Первая, самая большая, была и самой чужой – это был мир гражданских людей, которые жили своей жизнью и абсолютно ничего не понимали в уголовно-милицейских интригах. На этих людей Валерка давно уже смотрел, в каком-то смысле, как на детей, – то есть не зло, но и не всерьез. Вторая часть представляла всю правоохранительную государственную машину, куда входила и родная милиция. В этой системе Валерка еще совсем недавно чувствовал себя как рыба в воде, более того, он органично ощущал себя ее частью. А вот с недавних пор… Точнее – сразу же после расстрела в лифте, когда операция по внедрению перешла в активную фазу, не покидало Штукина поганое чувство, что система-то на самом деле выплюнула его, сдала… Да, вот такой получился парадокс – де-юре – система оказала ему огромное доверие (но знали об этом всего несколько человек), а де-факто – уволили опера Штукина, и никто на демонстрацию не вышел и голодовку не объявил… И более того, выясняется, что вся эта замечательная система – так сложилось – может лояльнее отнестись к тому, кто убивал его, Валерку, чем к тому, кто захочет отомстить, в том числе и за него, и кто олицетворяет собой самую маленькую часть мира, – систему Юнгерова…
С Юнгеровым и его людьми поговорить откровенно до конца – это, может, и не самоубийство, но сумасшествие – точно. Кто поверит, что засланный мент вдруг проникся искренней симпатией, чем-то даже похожей на влюбленность?.. И со своими (если еще называть своими сотрудников милиции) – тоже не поговоришь по душам – с кем? Кроме Ильюхина, он в контакт может вступать только с начальником СКМ, а тому не до него, да и вообще… Даже если бы была официальная возможность – с кем говорить? Ильюхин – он действительно самый лучший, но даже он не понимает. Не видит, не чувствует…
После разговора с полковником Штукин утвердился в страшном выводе: Ильюхин – порядочный человек и он не бросит Валерку и не сдаст, но именно как человек,
