Сову, и Севастьяна. Но Омарейл все же была склонна считать, что за ее неприязнью крылось что-то большее.
С Совой она общалась, как и с родителями, через зеркало. Именно госпожа Дольвейн была третьим человеком, которому было позволено видеть принцессу.
– Как ваши дела, Ваше Высочество? – голос у Совы был мелодичный и обволакивающий.
Омарейл в разговорах с женщиной часто демонстрировала отсутствие интереса к беседе: так, чтобы это не выходило за рамки приличий, но всё же было очевидно.
Вот и сейчас принцесса взяла в руки лалу, любимый музыкальный инструмент, и принялась тихонько наигрывать лиричный мотив. Лалу когда-то подарили ей родители. Простая деревянная дощечка чуть меньше обычной книги с рядом металлических язычков в руках Омарейл становилась источником волшебных мелодий.
– Спасибо, госпожа Дольвейн, – ответила девушка. – Прекрасно. Столько нового… – в последней фразе был неприкрытый сарказм.
– Слышу, вы в приподнятом настроении, принцесса.
– Как и всегда, – был мрачный ответ. – В связи с чем незапланированный визит, госпожа Дольвейн? Сегодня не третий понедельник месяца…
– Я прихожу по вторникам, – беззлобно отозвалась на язвительную шутку Сова. – Но сегодня почувствовала желание нарушить традицию. Какое-то предчувствие…
Омарейл сердито взглянула на зеркало, за которым сидела собеседница, но увидела лишь собственное недовольное лицо. Меньше всего в жизни она любила способности этой женщины предвидеть будущее. И как Омарейл ни старалась, она не смогла держать при себе рвущееся наружу раздражение:
– Что за предчувствие? В этот раз все-таки придется меня убить?
– Ваше Высочество, – с укоризной произнесла Сова, а затем, после небольшой паузы, сказала: – у меня есть неясное ощущение, что произойдет что-то нехорошее. Но не с вами.
Отложив лалу в сторону, Омарейл раздраженно постучала пальчиком по ручке кресла. Сова продолжила:
– Все так неопределенно, Ваше Высочество, но, кажется, кто-то из ваших близких в опасности.
– Вы считаете, я как-то могу помочь? – сардонически уточнила Омарейл.
– Да. Я чувствую связь с вами. Как будто бы вы – причина, по которой человек в опасности. Я понимаю, как странно это может звучать… но вы словно бы толкаете кого-то в пропасть.
Омарейл почувствовала, что ее сердце забилось где-то в горле. Ей стало страшно. Речь шла о Севастьяне.
«Это государственная измена», – сказала она тогда. Если сестра попадется, ей действительно может угрожать тюрьма?
После нескольких секунд молчания, Сова, принужденно рассмеявшись, сказала:
– Все это может оказаться полной бессмыслицей, Ваше Высочество. Возможно, мне лишь приснился дурной сон, и теперь я придумала себе невесть что. Но я посчитала за лучшее прийти к вам и сказать об этом. Если я ошиблась, то это только к лучшему.
– Да… – с нотками растерянности в голосе ответила Омарейл, а затем, прочистив горло, продолжила: –
