пока не ответишь.
– Все хорошо. Спасибо, – услышала Лара знакомый голос. Он был такой сдавленный, тихий и несчастный, что она испугалась.
– Открой дверь, а? А то я сломаю. Ее пару раз долбануть, и она слетит с петель. – Молчание. Лара подняла глаза, чтобы оценить конструкцию. Перегородки доходили лишь до середины стены. Она зашла в свою кабинку и залезла ногами на заблеванный фаянс. По ту сторону на унитазе, шатаясь из стороны в сторону, сидела ее однокурсница и осколком бутылки пыталась перерезать себе вены.
– Светка! Ты охренела?! – Та подняла глаза, и стекло выскользнуло из ее пальцев, открыв неровные разрезы, из которых сочилась алая кровь. – Светка, дура, блин, выходи оттуда быстро. – Лара спрыгнула вниз и собралась взломать дверь, когда та открылась сама. Светка упала ей в руки и начала, захлебываясь, рыдать.
Когда Марк первый раз обнаружил кошачьи какашки в своих неприлично дорогих лоуферах, он только рассмеялся и крикнул в глубь дома: «Лялька, ну ты и нахалка!» Вытряхнул экскременты в помойное ведро, ботинки, хоть и брезгливо, но надел. В следующий раз от них едко пахло мочой. Лужа в них не стояла, но стелька была влажной.
– Смотри, что вытворяет твоя кошка, – принес он продемонстрировать ботинок ручной работы Ольге. – С чего бы это?
– Не знаю, Марк. Но просто так они этого не делают. Наверное, ты Лялю чем-нибудь обидел, – ответила она, а про себя подумала: «Не соврала Владлена. Видимо, и правда он ее вышвырнул. А кошки, они все чуют, обижаются и мстят таким образом».
– Что ты, Оленька. Ну чем я могу обидеть Лялю?
Надевать туфли было противно. Он взял на кухне бумажные салфетки и проложил ими мокрое место. Но тошнотворный запах кошачьей мочи мучил его, он разулся, снял носок и ехал оставшийся путь, неудобно нажимая на педаль голой ногой. «Дурацкая кошка, – думал он. – Что она себе придумала?»
Поведение Ляли начинало его тревожить.
В субботу Ольга, здоровье которой, кстати, последние несколько дней пошло на лад, предложила ему остаться. У него было много работы, он далеко за полночь засиделся над документами и еле добрался до дивана, на который только успел упасть, глаза закрылись сами собой, а когда утром проснулся, бумаги были изодраны, разбросаны по полу и перепутаны. Он схватил кошку, мирно спящую на кресле, и стал тыкать ее носом в испорченные листы:
– Нельзя, нельзя так делать!
Ляля спросонья визжала, извивалась и царапалась.
– Марк, отпусти кошку, – услышал он ледяной голос за спиной. – И зайди, пожалуйста, ко мне, когда сможешь.
Он обернулся. В дверях немым укором стояла Ольга. Он хотел объясниться. Но она молча развернулась и ушла. Марк так и остался стоять, держа Лялю за шкирку. Потом выругался, отшвырнул кошку в сторону и стал собирать разбросанные по полу бумаги. «Ненормальные, ненормальные бабы».
Перед отъездом он
