часть их жизни. Словно старый дядюшка, с которым все так или иначе состоят в родстве.
После ужина все дружно помогли с посудой, затем под громкие крики протеста вымыли в раковине под краном сопротивлявшегося Онни и переодели его в пижамку, после чего тот уснул на кухонном диванчике рядом с малышом Паси, едва его голова коснулась колен Хелми.
Остаток вчера прошел вполне мирно, и на ферме после утренних встрясок воцарилось спокойствие, его даже можно было назвать рождественским покоем, подобное состояние бывает только после успешно предотвращенной катастрофы. В самом деле, ведь сегодня никто не умер (по крайней мере, пока). Кое-кто уселся в гостиной смотреть телевизор, остальные собрались на кухне, чтобы решить вопрос с рождественской выпечкой, которой Сири, если бы не была сейчас в больнице, обязательно занялась бы. Рождественские звезды, пирожки и булочки с шафраном. Все уже готовы были взяться за дело, когда дверь кухни внезапно отворилась, и вошел Пентти.
Атмосфера в доме мгновенно изменилась, похолодало не только потому, что он нараспашку открыл дверь во двор, где стояла минусовая температура – достаточно было того, что он одним своим видом наводил необъяснимый ужас, это было его неизменное качество.
– Полна коробочка, как я посмотрю, – это были первые слова Пентти, которые он произнес, разглядывая своих детей, разрумянившихся и перепачканных в муке. Они были счастливы, и его это раздражало.
Анни положила отцу мясного соуса с картошкой, и тот, не говоря ни слова, молча взял тарелку у нее из рук. После чего уселся на свое привычное место, откуда мог обозревать всю кухню, и еще раз обвел взглядом собравшихся.
– Ложку, – отрывисто скомандовал он, и Лахья, которая находилась ближе всех к нему, открыла ящик стола и достала ложку.
На кухне воцарилась тишина. Было слышно только, как ест Пентти, да еще из гостиной доносилось негромкое бормотание телевизора.
На самом деле он был довольно странным, этот мужчина. Такой низенький, не больше шестидесяти пяти лет от роду, непроницаемо-черные глаза и такие же черные, до сих пор нетронутые сединой, волосы. Подумать только, четырнадцать детей и ни одного седого волоска! Все дело, конечно, в генетике, но в каком-то смысле это было даже символично.
В роду у Пентти текла кровь саамов, никто не хотел этого признавать, а уж говорить об этом не любили и подавно, но все признаки были на лицо. Кровь саамов и нечто еще, более глубокое – священная ярость (и безумие), берущие свое начало в религии, других вариантов просто не было. В этих венах, без сомнения, текла кровь ярых католиков.
– Простоквашу, – произнес он в тишине. Анни заметила, как Хелми вздрогнула на своем диванчике при звуке этого голоса, – уж больно близко он прозвучал, – быстро наполнила стакан и подала отцу.
Ее движение было быстрым и точным, но все же Пентти успел схватить ее за запястье. Его рефлексы с годами остались на том же уровне, а скорости реакции по-прежнему можно было только позавидовать.
