о праву считавшейся жемчужиной империи.
Племена нанди – народ воинственный и весьма склонный к бунту. Спорадические восстания вспыхивали здесь на протяжении последних десяти лет, с тех самых пор, как верховный жрец и прорицатель объявил соплеменникам о грозной опасности: огромной, изрыгающей дым и пламя черной змее, что вторгнется в исконные земли нанди, неся смерть, разрушения и прочие беды. Едва только британская колониальная администрация занялась прокладкой рельсов железной дороги, протянуть которую планировалось от порта Момбаса на Индийском океане до берега озера Виктория, лежащего почти в шестистах милях от него, как нанди заволновались, посчитав строительство началом воплощения страшного пророчества, и тлевшие дотоле уголья недовольства вспыхнули с новой силой. Еще сильнее они разгорелись, когда дорога достигла Найроби и повернула на запад, через Рифтовую долину, к озеру Виктория, пересекая земли племени.
Получив от губернатора колонии сообщение о начавшемся восстании и нападениях на изолированные аванпосты вдоль предполагаемого маршрута железной дороги, командир КАС, полковник Пенрод Баллантайн, с раздражением заметил:
– Что ж, полагаю, придется задать им хорошую взбучку.
И тут же, не тратя времени даром, поручил заняться этим расквартированному в Найроби 3-му батальону.
Будь у него возможность выбора, Леон Кортни провел бы этот день иначе. Среди его знакомых была некая молодая леди, мужа которой недавно задрал разъяренный лев, причем случилась трагедия на их кофейном поле, шамбе, в нескольких милях от новой столицы колонии, Найроби. Зная Леона как бесстрашного всадника и прекрасного игрока в поло, супруг означенной дамы пригласил его сыграть в своей команде под первым номером. Разумеется, офицер младшего звания не мог позволить себе содержать хотя бы десяток пони, но на выручку пришли несколько обеспеченных членов клуба, охотно предложивших спонсорскую помощь. В качестве члена команды покойного Леон имел – или по крайней мере убедил себя в том, что имеет, – определенные привилегии.
По прошествии некоторого времени, когда вдова, как предполагалось, оправилась от первого, самого острого шока потери, Леон, оседлав коня, отправился в шамбу, дабы самолично засвидетельствовать неизменное почтение и выразить приличествующее случаю соболезнование. Молодая леди, что стало для него приятным сюрпризом, пережила утрату с достойной уважения стойкостью, а траурное платье лишь подчеркивало ее очарование – среди знакомых Леону дам, пожалуй, не было особы столь притягательной и соблазнительной.
Едва взглянув на статного юношу – в перетянутом ремнями мундире, фетровой шляпе с полковой эмблемой (лев и слоновый бивень), в начищенных до блеска сапогах, – Верити О’Хирн, так звали молодую женщину, увидела в миловидных чертах и ясных, прямодушных глазах невинность и пыл, всколыхнувшие в ней некий женский инстинкт, который она поначалу приняла за материнский. На широкой тенистой веранде был подан чай и сандвичи с острой соленой пастой «Джентльмен релиш». В присутствии хозяйки Леон смущался и робел, но вдова проявила великодушие, умело втягивала гостя в разговор, а мягкий ирландский акцент лишь добавлял ей очарования. Час пролетел незаметно. Когда он поднялся, хозяйка вышла с ним на крыльцо и подала на прощание руку.
– Пожалуйста, лейтенант Кортни, заходите еще, если будете поблизости. Одиночество порой становится таким тяжким бременем.
Ее негромкий низкий голос ласкал слух, а ладошка была нежная, как шелк.
Обязанности младшего офицера многочисленны и нелегки, так что ответить на приглашение Леон смог только через две недели. Когда с чаем и сандвичами покончили, хозяйка повела гостя в дом – показать охотничьи трофеи мужа, которые она желала бы продать.
– Супруг, к сожалению, оставил меня в стесненных обстоятельствах, и я принуждена искать на них покупателей. Я надеялась, что вы, как человек военный, быть может, просветите меня в отношении их стоимости.
– Буду счастлив, миссис О’Хирн, оказать вам любую помощь.
– Вы так добры. Я уже чувствую, что вы – мой друг и что я могу полностью вам доверять.
Слов для ответа не нашлось – Леон лишь смотрел в большие голубые глаза, поскольку к тому времени был полностью во власти ее чар.
– Могу ли я называть вас Леоном? – спросила вдова и, прежде чем он успел открыть рот, разразилась рыданиями. – О Леон! Я так несчастна и одинока.
С этими словами она упала в его объятия.
Он прижал вдову к груди – поскольку иначе ее было не успокоить. Миссис О’Хирн оказалась легкой как перышко, и ее прелестная головка так уютно устроилась на его плече. Потом Леон не раз пытался воссоздать в памяти дальнейшие события, но все смешалось в захлестнувшем его восторге. Он даже не помнил, как они оказались в ее комнате с большой железной кроватью, на пуховом матрасе которой молодая вдова открыла для него двери рая и навсегда повернула ту ось, вокруг которой
