перед Рождеством, на балу в «Клубе поселенцев» в Найроби. Будучи года на три или четыре старше Леона, Тервей управлял территорией размером с Шотландию. Хью заслуженно пользовался репутацией человека солидного и вряд ли позволил бы кучке разбушевавшихся дикарей захватить себя врасплох. Тем не менее кружившие над бома стервятники не предвещали ничего хорошего.
Леон махнул рукой – заряжай! – и затворы щелкнули, загоняя патроны 303-го калибра в патронник длинноствольных «ли-энфилдов». Еще один сигнал – и отряд осторожно двинулся вперед рассыпным строем.
Всего две птицы, подумал Леон. Может, просто отбились от стаи. Случись что-нибудь, собралась бы вся… Впереди шумно захлопали крылья, и из-за соседней полосы банановых деревьев поднялся еще один стервятник. По спине прошел холодок. Если эти твари сели, значит, где-то рядом пожива. Мертвечина.
Он снова поднял руку – стой! Ткнул пальцем в Маниоро – тот кивнул – и двинулся дальше один. Сержант последовал за ним. И хотя крался лейтенант осторожно, практически бесшумно, он все равно потревожил еще нескольких падальщиков. В одиночку и парами, хлопая тяжелыми крыльями, поднимались они в голубое небо, присоединяясь к кружащим в вышине собратьям.
Выступив из-за последнего дерева, Леон снова остановился у края открытого плаца. Впереди блестели под солнцем сложенные из кирпича-сырца и обмазанные известью стены бомы. Передняя дверь главного здания распахнута настежь. На веранде и на плацу обломки мебели, мусор, бумажки – свидетельства разграбления.
Хью Тервей и его жена, Хелен, лежали распластавшись посреди двора, оба раздетые догола. Рядом их пятилетняя дочь. Девочку закололи ассегаем, коротким копьем с широким лезвием. Ей хватило одного удара в грудь. Кровь вытекла из тела через страшную рану, и кожа под яркими солнечными лучами казалась белой, как соль. Родителей распяли, загнав в руки и ноги заостренные деревянные колышки.
Похоже, кое-чему у миссионеров эти нанди все же научились, с горечью подумал Леон, пробегая цепким взглядом по периметру плаца. Удостоверившись, что повстанцы ушли, он осторожно, обходя мусор, сделал несколько шагов вперед. И без того жуткая картина выглядела вблизи еще ужаснее: Хью оскопили, у Хелен отрезали груди. В ранах успели похозяйничать стервятники. В рот каждому из супругов вогнали деревянные клинья. Подойдя к обезображенным телам, Леон в недоумении уставился на них, потом повернулся к приблизившемуся бесшумно Маниоро.
– А это зачем? – спросил он на кисуахили.
– Их утопили, – негромко ответил сержант.
Действительно, земля под головами убитых еще хранила следы пролитой и успевшей высохнуть жидкости. Присмотревшись, Леон заметил кое-что еще: ноздри супругов были забиты комочками глины – несчастных заставили дышать через рот.
– Утопили? – Лейтенант непонимающе покачал головой, но уже в следующее мгновение уловил в воздухе резкий запах мочи. – Нет!
– Да. Нанди часто поступают так
