доставала сережки? – шагнула она навстречу.
Эля растерянно мигнула. О чем это? Какие сережки?
– С рубинами? Ты?
Вспомнила, как тяжелая подвеска покачивалась, подчеркивая длинную Алкину шею.
– Но мы положили обратно! Только разочек померили.
Мама резко наклонилась, Эле показалось, что ее сейчас ударят. Нет. Прошла мимо. Хлопнула дверь.
В родительской комнате громко работал телевизор. Папа сидел в кресле и, закинув ногу на ногу, смотрел в окно. На кровати лежала перевернутая шкатулка.
Глава третья
Течение реки
Болела голова. Какой день уже. И какой день утром Эля думала, что не пойдет в школу. Что ей там делать? Пускай туда ходят достойные – Максимихин с Дятловым, Доспехова с Дроновой.
Она оставалась дома, задвигая рюкзак подальше под стол, чтобы не мозолил глаза, не смотрел на нее с укором. Первые пять минут было смешно и весело – включать телевизор, находить по радио музыку пошумнее. Но сквозь грохот басов вдруг начинала проступать тоска, а вслед за ней приходил страх полупустого распахнутого шкафа, внезапно найденной в коридоре сломанной пудреницы или разбитого в ванной зеркальца.
После маминого ухода в квартире поселилось привидение, хмурое, недовольное, готовое вцепиться в пятки, кинуть в спину камень. С трудом пересидев один урок, Эля мчалась в школу. Только бы подальше от этих стен, которые в любой момент готовы отразить злой крик, от этих окон, бывших свидетелями ссор.
А в школе криво ухмыляется Сашка, перешептываются Алка с Ничкой. Эле все кажется, что они обсуждают ее, прошедший день рождения, глупую выходку с салатом. Вот бы постоять рядом, послушать, о чем говорят, возразить, сказать, что все на самом деле не так, как они думают. Что она не виновата, что Максимихин сам нарвался, что нечего было весь вечер ее задевать…
От этих мыслей стучало в висках, потели ладони. Как же добиться справедливости? Чтобы все было правильно? Для этого нужно каждого поставить на свое место и объяснить. Всего один раз объяснить…
На какой-то уже несчетный день после злополучного дня рождения Эля нашла в портфеле поломанные цветы. Те, что она дарила Алке.
Было не больно, скорее утомительно. Эля сидела за партой, по листку разбирала бумажный цветок и тупо смотрела на доску. Они писали контрольную по алгебре, и надо было уже как-то собраться, взять ручку и начать работать. Народ строчил, старался, бонусы для дальнейшей счастливой жизни зарабатывал. Скрипел мозгами, мазал ручками бумагу, перешептывался. А ведь она с ними, с этими двадцатью пятью мальчишками и девчонками, вместе росла, а поэтому не может быть ничего, что сильно отличало бы ее от них. И все же она чувствовала – отличает. Они отдельно. А она… Она сама по себе. И главное – она понимает это, а они все – нет. И это ее выгодно отличает от остальных, приподнимает над ними, делает значительней.
Дятлов почти лежал на столе, вымучивая очередной пример.
