уходила. Привычным жестом заправила за ухо выбившиеся из тугой прически волосы и поплыла белым лайнером прочь.
И вдруг Эля поняла, что не хочет идти домой. Дома пугающая пустота и тишина, разбросанные по родительской комнате вещи, молчаливый отец, день ото дня становящийся все мрачнее и мрачнее. И это вечное вздрагивание на телефонный звонок. А вдруг мама? Что тогда? Вернется, нет?
– Погоди! – Эля побежала за Машкой. – Ты сейчас домой?
Минаева смотрела настороженно.
– Можно с тобой? Я не помешаю. Я ключи дома забыла, пока отец не придет, сидеть мне под дверью. Я бы к Алке пошла, но она же теперь не со мной. Да и поругались мы.
– Я слышала.
У Минаевой очень строгое лицо. А когда она улыбается, то кожа собирается резкими складками, словно сухой пергамент, такой еще для выпечки используют.
– Дятлов настучал, – понимающе закивала Эля.
Это было какое-то отчаянно безвыходное положение. Она уже никому не докажет, что не виновата, что не дура. А они ведь разнесут, устроят из нее козла отпущения. Как же тяжело быть одной. Как же невозможно бороться против неуправляемой стихии.
– Ну, пошли, – согласилась Машка. – Ты холодец ешь?
Странный вопрос.
– Ем.
И они отправились через центральные ворота, через дворы с низкими пятиэтажками, где вечно грязь и бродят бомжи, где местные жители ходят по улице в тапочках, будто для дома у них есть другая обувь. За гаражами новый строй пятиэтажек, Машка свернула к ним. Всю дорогу она была сосредоточена, словно считала шаги, боясь сбиться. Неправильно посчитает, и они придут не в тот подъезд, позвонят не в ту квартиру, не та мама или бабушка откроет им дверь.
– У тебя дома кто есть? – спросила Эля только для того, чтобы нарушить эту странную тишину.
– Никого. Мама на дежурстве.
– Кем она работает?
– Врачом. В больнице.
– А-а-а!
Она и сама не знала, что вложила в это протяжное «а-а-а-а». Хотелось продолжения, но Машка снова замолчала, перед этим странно шевельнув губами. «Пятьдесят шесть, пятьдесят семь…»
– Что ты обычно делаешь после уроков? – не выдержала Эля.
– Бегаю.
И снова губами шевелит. «Шестьдесят, шестьдесят один…»
– Куда?
– По бульвару. Вечером. Вместе с мамой.
– Зачем?
Эля покосилась на невысокую сухощавую Машку. Лишним весом она явно не страдала.
– Полезно.
Каждый раз ее ответ не подразумевал продолжения беседы. Это сбивало, и снова они шли молча. Минаева время от времени шевелила губами.
– А не скучно так?.. – Эля повела рукой в воздухе, пытаясь изобразить «так».
– Как?
Машка остановилась. Это показалось странным и неправильным. Чего она стоит? Чего она так смотрит?
– Ну… одной. Чего ты ни с кем не дружишь?
– С кем дружить?
Так
