распахнулась, оттуда вырвался столб желтого света, и тетя Хильда зычно крикнула:
– Еда готова! Пошли, Фред, не держи там мальчика своими скабрезными присказками и не вздумай тащить бутылку в дом. Слышишь?
Фред поморщился, вылил остаток темной жидкости в свой стакан и покачал головой, глядя на пустую бутылку.
– Прощай, подруга.
Он перебросил бутылку через ограду и проглотил бренди как лекарство.
Марк сидел на скамье у стены, зажатый с одной стороны Мэри, с другой – ее грудастой сестрой. Тетя Хильда расположилась прямо напротив, накладывала еду парню на тарелку и громко бранила, когда он начинал есть медленнее.
– Фреду нужен помощник. Он сдает, хоть самому и невдомек, олуху старому.
Марк кивнул; с полным ртом он не мог отвечать иначе. Мэри рядом с ним потянулась за очередным ломтем домашнего, теплого, только что испеченного хлеба. Ее большая, ничем не стесненная грудь прижалась к Марку, и он едва не вскрикнул.
– У девушек мало возможностей встретить здесь, на ферме, хороших молодых людей.
Мэри заерзала и прижалась бедром к Марку.
– Оставь парня в покое, Хильда, хитрая старуха, – невнятно сказал восседающий во главе стола Фред.
– Мэри, подлей Марку соуса в картошку.
Девушка добавила соуса, перегнувшись через Марка и положив свободную руку ему на колено.
– Ешь! Мэри специально для тебя спекла пирог.
Рука Мэри, оставаясь на колене Марка, начала целенаправленное движение выше. Все внимание Марка мгновенно сосредоточилось на этой руке, и еда во рту превратилась в горячие уголья.
– Еще тыквы, Марки? – заботливо спросила тетя Хильда, и Марк слабо покачал головой. Он не мог поверить в то, что происходило под столом прямо под носом у матери Мэри.
И чувствовал нарастающую панику.
По возможности незаметно в подобных обстоятельствах он опустил свою руку на колени и, не глядя на девушку, крепко прижал ее кисть.
– Наелся, Марки?
– Да, о да, – подтвердил он, пытаясь убрать с ноги руку Мэри, но она была сильной девушкой, и ее нелегко было побороть.
– Вымой тарелку Марка, Мэри, милая, и дай ему твоего пирога.
Мэри, казалось, не слышала. Она скромно уткнулась в тарелку, щеки ее раскраснелись, губы слегка дрожали. Марк рядом с ней ерзал и вертелся.
– Мэри, да что с тобой, девочка? – раздраженно нахмурилась мать. – Ты меня слышишь?
– Да, мама, слышу.
Наконец она вздохнула и встала. Медленно протянула обе руки к тарелке Марка, а он, ослабев от облегчения, обмяк.
Марк устал от многодневного перехода и последующего возбуждения, но, хоть уснул почти сразу, сны видел тревожные.
По мрачной местности, в колышущемся тумане, в странном неестественном свете он преследует темного призрака, но ноги движутся еле-еле, словно Марк идет сквозь патоку, и каждый шаг требует от него невероятных усилий.
Парень
