не было, он получил отставку с того самого вечера, когда так опрометчиво поселил ленинградских девушек на своей дачке. Роль хозяина исполнял на этот раз известный московский бард, фамилию которого Галина не запомнила, как не запомнила, например, чем занимается в Москве болгарка помимо того, что меценатствует и меняет русских любовников. Она ни во что не вникала и, находясь за спиной Сергея, позволяла себе роскошь оставаться в его тени, никого и ничего не завоевывая, довольствуясь тем, что и так уже невольно, не прилагая никаких усилий, «завоевала». Надолго ли? Этого не знал никто.
Двадцать девятого августа она сказала, что ей пора уезжать. Он не возражал. Они пришли на вокзал, и он договорился с проводником довезти ее до Ленинграда за три рубля. Остальные два рубля он отдал ей. Мелочь на метро оставил себе.
– Как же ты будешь жить? – спросила Галина.
– Заработаю, – неопределенно махнул рукой Сергей. – Пиши мне, слышишь? Не пропадай.
– И ты, – сказала она, отвернувшись.
– Я скоро приеду, малыш, не плачь.
– Я не плачу.
– Я люблю тебя, – сказал он и повторил: – Жди меня, я скоро приеду.
– Когда? – спросила она сквозь слезы.
– Не знаю. Может быть, завтра, – улыбнулся он.
Но завтра он не приехал. И через месяц тоже. И через два. Зато он писал ей длинные письма, смешные и ласковые, с рисунками, и в каждом письме сочинял для нее сказку. Сказки эти она проглатывала не вчитываясь. Но каждое слово, говорившее о его нежности и любви к ней, она перечитывала и повторяла про себя тысячи раз, и они бальзамом ложились на ее растревоженное сердце.
Он приехал вдруг в ноябре. Пришел в университет, разыскал ее группу. Выходя из аудитории, она неожиданно столкнулась с ним нос к носу. Ноги ее подкосились. Он обнял ее и, ни слова не говоря, молча повел по длинному университетскому коридору в гардероб. Он помог ей надеть старенькое пальтишко, и они вышли на роскошную набережную северной российской столицы.
Погода была самая ужасная: мокрый снег с дождем и ветер. Они зашли в студенческую столовую и выпили чаю с пирожками. Потом просидели два сеанса в кино, держась за руки и прижавшись друг к другу, ощущая прижатыми боками головокружительное тепло. Говорить не хотелось. Хотелось только касаться. Губами, руками, телом.
В Ленинграде ночевать было негде, и они всю ночь провели на кухне в студенческом общежитии.
– Поехали в Прибалтику, – вдруг сказал он.
– Поехали. – Ей было все равно.
По дороге на вокзал они зашли в ломбард, и она сдала свою новую кофточку за семь рублей. Итого на двоих у них оказалось пятнадцать!
Проводник взял их без билета за символическую плату до Пскова, и они переночевали у знакомых Сергея в однокомнатной квартире с двумя маленькими детьми. Потом они сели в первый попавшийся автобус и доехали до Резекне. Это была уже Латвия.
